Дети луны, дети солнца - стр. 11
Йорунн наконец замечает свою дочь. Бескровные губы ее трогает улыбка, а в потухших глазах мимолетно вспыхивает живой огонек. Тянет к Ренэйст узкую ладонь, и шагает луннорожденная к матери, позволив той увлечь себя на скамью. Бедром она прищемляет юбку материнского платья, но кюна даже и не обращает на это внимания. Опускает Рена голову, прячет от Йорунн свое лицо; тревожиться будет мать, винить Хакона, если увидит.
– Ох, бедняжка! – восклицает она, сжимая пальцы дочери в ладони. – Совсем околела!
– Не околела.
Двигает она гобелен, что едва не падает на пол, и кладет голову на материнские колени. Заботливые руки начинают гладить светлые волосы, и, окутанная ее теплом, Рен закрывает глаза. Тяжко ей видеть мать такой подавленной, только не зацветет она больше, не порадуется. Белолунная знает, что и сейчас ее глазам вернулась прежняя печаль. Лицо кюны полнится грустью, а единственное, что может вернуть ей радость, покоится на дне Зеркала Вар.
Мечтает она, что вот-вот заскрипит снаружи снег, откроется дверь и войдет в жаркий дом Хэльвард, и будет он в самом зените двадцать четвертой своей зимы. Только не быть этому. Не открыть ему двери, не войти в дом. Лежит ее брат в холодной воде, да там и останется.
– Ну-ка, – велит Йорунн, – вставай. Садись у огня, обогрейся. Не пристало дочери конунга ходить, подобно льдине. Руна! Принеси питья горячего!
Опускается Ренэйст на пол и вытягивает ноги к огню, радуясь, что матушка так и не заметила все еще красный после удара нос. Улавливает движение в одном из углов дома, устремляет взгляд в ту сторону, удивляясь тому, как сразу не заметила. С лавки встает девушка, примерно одной с ней зимы, откладывает в сторону свое рукоделие. Проходит мимо, опустив низко голову и положив ладони на живот.
Руна носит в чреве дитя Ганнара Покорителя.
Не может она понять, как мать мирится с этим. Старается, но не может. Конечно, среди луннорожденных мужчин обычным делом считается зачать ребенка от рабыни или наложницы, а после принять его в род, особенно если рождается мальчик, только сама Белолунная ни за что не простит подобного унижения. Оттого таит она обиду на отца, смотрит зло на Руну, да и на мать, что терпит подобное, злится.
Йорунн молчит. Садится на лавке позади дочери, кладет на колени костяной гребень и начинает расплетать косы. В волосах Ренэйст много бус – серебряных, деревянных и сделанных из костей. Их кюна складывает рядом, чтобы позже вплести в новую прическу. Вот струятся по спине длинные волосы, белые, словно молоко, скользит сквозь пряди гребень, заставляя серебром переливаться в свете очага. Тихо мурлычет что-то Йорунн, трещит огонь, хрустит сухарями старый Сварог, шуршит юбкой подходящая ближе Руна. Останавливается она по другую сторону, держит в руках ковш с питьем, который вешает на крюк, закрепленный над пламенем, и помешивает его содержимое деревянной ложкой. Стоит, не поднимая взгляда, а дочь конунга вглядывается в ее лицо, хмуря брови.