Дети Лавкрафта - стр. 30
Для любой колонии насекомых мусоропровод – самый легкодоступный источник пищи, так что имело смысл начать оттуда. Поскольку в первые свои заходы я так и не видела никаких паразитов, то решила, что, возможно, полезнее было бы оглядеться вокруг, чем лезть внутрь. Потому-то я, ухватившись двумя руками за ручку кувалды, замахнулась ею, насколько бицепсы позволяли, и принялась выбивать дырку размером под себя в углу, совсем рядом с глубоким стыком, где стена мусороприемника, куда дверь была врезана, выходила из другой стены.
Полетела штукатурка, затрещало дерево. После десятка-полутора добрых ударов образовалась дыра, вполне достаточная, чтобы пролезть в нее головой и плечами, я крепко бахнула по бетону, сотрясая то, что приняла за основание, достала фонарик, зажала его зубами и, извиваясь, полезла в дыру. Ничего больше я не ждала, как пространства, где поместилась бы моя голова, узкой выемки, возможно, усыпанной гнездами и яйцами в местах, где высохшая изоляция стала отставать. Однако луч фонарика ушел в обе стороны поразительно далеко в темень, а в воздухе чувствовался легкий, влажный холодок старинной каменной кладки. Оглядываясь, я поняла, что это был совсем не случайный архитектурный промах, а сознательно устроенный проход: фута в три в самой широкой части, он шел внутри стены, отделявшей мусороприемник от кладовой.
«Нифигунюшки, – помнится, подумала я. – Теперь понятно, почему эти стены кажутся такими толстенными на плане».
От твоего прилежания зависит – изучать ли синьки каждой городской постройки, какую ты обслуживаешь, но, по-моему, я чуть ли не единственной осталась в Леонориной шайке, кто все еще делала это. И при том ну никак я не ожидала чего-то такого.
Еще не осознав, что делаю, я уже вся заползла внутрь.
Места, чтобы встать, было маловато, а потому двигаться приходилось осторожно, скособочив шею. Я продвигалась по проходу дальше, но удивилась, обнаружив, что он еще дальше выходит в другой, поперечный, проход, который явно тянулся по длине внешней стены самого здания. Переместив фонарик в кулак, я направила его свет по полу влево и вправо, но так и не смогла достать лучом до конца.
Бетон изнутри, кирпич снаружи. Трубы над головой, время от времени они, перекрещиваясь, уходили в стены – водопроводные, кабельные, еще какие-то. Повсюду гирляндами свисала паутина, такая же пыльная, как и сами стены. Она свисала, подобно покрытому коростой лишайнику, с досок пола над головой, грязная и липкая, цеплялась за мои плечи, руки, за макушку… пока мне не показалось, что что-то щекотно ползет по моей шее, словно пытается проползти между жаркой пластиковой маской и моей щекой, и я тут же накинула высокий капюшон толстовки, ворча от омерзения.