Дети Крылатого змея - стр. 9

- Вы присаживайтесь… что-то случилось? С Вильгельмом? Хотя… нет, конечно, нет, что может случиться с Вильгельмом? Мой супруг удивительно законопослушен.

Аманда подняла с пола плюшевого медведя, которого пристроила на краю столешницы.

- Я хотела бы поговорить о вашем отце.

И пальцы дрогнули.

Тонкие, паучьи, наверняка – чувствительные, ведь для медсестры важно иметь легкую руку, особенно той, которая в хирургии работает. И дар у нее имеется, слишком слабый, чтобы в целительницы пойти.

- Отце? – переспросила Аманда, изобразив неловкую улыбку. – Но он… он ведь…

- Умер десять лет тому, - Тельма не смотрела в глаза. Глаза умеют врать, а вот такие нервозные руки скажут правду.

Уже говорят.

Она определенно что-то знает, и руки ее выдают. Пальцы вцепились в широкий браслет из красного полипласта. Дергают. Крутят. Царапают короткими ноготками.

- Д-да… он давно уже умер.

Еще одна неловкая улыбка.

- Лафайет Лайм, так его звали, верно, - Тельма, не дождавшись приглашения, присела. – Да вы присаживайтесь…

Чего она боится?

Ее отец и вправду давно мертв. Сама она… имя мелькнуло в деле, но и только. А ведь ей было шестнадцать. Взрослая девушка, почти женщина…

- Не понимаю.

Пальцы замерли.

А ладони вывернулись, уже не розовые – сероватые. У приютских Тельма уже видела такую кожу. От частого мытья она сохнет, идет мелкими трещинами, зудеть начинает.

Неприятно.

- Вы ведь были уже взрослой? Вы должны были помнить то дело… смерть Элизы Деррингер.

Руки серые, а сосуды – синие, вспухшие.

Но не жаль.

Вот нисколько не жаль Аманду… несколько минут разговора – разве много? У нее ведь было столько времени, целых десять лет. Да и слова… что они изменят в ее жизни? Разве отнимут мужа? Дочь? И этот очаровательный домик с огромною кухней и парой-тройкой спален?

Здесь и гостевые комнаты, надо полагать, имеются.

- Я… я не интересовалась делами отца.

- Да? – Тельма не собиралась отпускать ее так легко. – А мне казалось, именно вы помогали ему вести прием…

Пальцем в небо.

Но удачно.

И руки замерли.

Плечи опустились под невыносимой тяжестью.

- Я… у нас не было другого выхода… отец ушел из госпиталя. Вынужден был. Его силы таяли. Он всю свою сознательную жизнь помогал людям, - теперь она говорила тихо и зло. – Знаете, скольких он спас?

Тельма понятия не имела.

И не желала знать.

- Но когда мы оказались здесь, выяснилось, что никому мы не нужны. И его старые друзья… нет больше ни друзей, ни благодарных пациентов. Зато все наши сбережения ушли на новую лицензию. Старая, видите ли, не годилась.

Эта злость была беззубой, как старая собака.