Детективное агентство «Утюг». Расследования продолжаются - стр. 9
– Вот тут в меня бросили, – Аня указала на дорожку.
Клим оглядел дома.
– Значит, либо эта, либо эта башня, – заключил он, кивнув поочерёдно на соседние дома, розово-белые, нарядные, как кремовые тортики. – Из других далеко бросать. Наверное…
Аня разместилась под деревьями – установила телескоп на треноге и ловко завертела им, прицеливаясь то в один, то в другой дом. Клим на открытом пространстве собирал коптер. Григорий Алтынов морально готовился стать наживкой, укрывшись под пластиковой горкой на детской площадке и обливаясь потом.
Аня включила телефон на общую трансляцию, которую затребовала Ева, и прицепила его к телескопу (при помощи спецкрепления, которое накануне соорудил из картона Клим – проклиная всё и обжигаясь горячим клеем). Крепёж этот на антикварном телескопе выглядел уродливым картонным прицелом, но держался крепко. И куда бы Аня ни повернула оптический прибор, Ева могла видеть то же самое.
– Мы готовы! – сказала Аня. – Ева?
– Да, да, начинайте! Я с вами, ребята! – откликнулась Ева. – Да, мне велели это забрать. Анна Арменовна, конечно…
– При чём тут Анна Арменовна? – насторожилась Аня, которая ходила в ту же театральную студию, что и Ева. – Ты там где?
– Неважно, начинайте! – Ева торопливо отключила звук.
Аня пожала плечами и произнесла в общую трансляцию:
– Гриша, выдвигайся!
Григорий горестно вздохнул, с трудом выбрался из-под горки и неторопливо зашагал по площадке. Посреди жаркого московского июня он колоритно смотрелся в дождевике, сапогах, защитном шлеме и с зонтиком.
Он надеялся, что зрителей не будет. Маленькая девочка в песочнице под грибком была слишком увлечена уничтожением песочного бункера, её мама уткнулась в телефон, а больше никто на площадку не выходил. Но тут из-под сводов пыльной сирени, будто засадный полк в Куликовской битве, выступила местная бабушка. В белом халате в синий горошек, шаркающей кавалерийской походкой она дошагала до скамейки, уселась на неё, прищурилась, высмотрела Григория и начала пристально за ним наблюдать.
Гриша проковылял по дорожке, дошёл до проезжей части, развернулся и двинулся назад. Взмокшей шуршащей спиной он ощущал на себе неотступный взгляд бабушки. Клим очертил ему небольшой пятачок, на котором следовало кружиться, но чётких инструкций не дал. «Ходи, – сказал, – естественно, будь собой».
Если бы Гриша был собой, то сейчас лежал бы на кровати и закидывал в клюв Терёши жареные семечки, а в колонках играло бы что-нибудь расслабляющее, прохладное. Но он, словно курица, запекаемая в рукаве, – обливается потом и, кажется, уже практически достиг готовности.