Детектив на пороге весны - стр. 91
Она ничего не сказала. Побоялась?.. Не решилась?..
– Анфиса, иди обедать! Да что вы там застряли, ей-богу!
Не взглянув на него, Анфиса вышла из ванной, и Юрий знал совершенно точно – мысль о том, что он убийца, прочно засела у нее в голове.
В вашей хорошенькой головке так много вздора, миледи!..
Хорошенькая головка, черт побери все на свете!
Когда Анфиса вошла в столовую, бабушка уже качалась в своей качалке – волшебные таблетки сделали свое дело. Клавдия подавала на стол.
– Садись, садись. Юра, вы тоже садитесь. Только пирогов нет, мне пришлось отдать их собаке. Бедный Петр Мартынович, так и не попробовал!.. Анфиса, у тебя нездоровый вид.
– У нас у всех сегодня одинаково нездоровый вид, Клавдия Фемистоклюсовна!
– Надо поесть, и все пройдет, Марфа Васильна!
– А вам бы только есть!
– Когда сердце не на месте, самый лучший способ отвлечься – поесть! Юра, вам ножку или грудку?
– Мне все равно.
– Да как же это все равно?! Что вы больше любите?!
– Больше всего, – вмешалась Марфа Васильевна, – он любит вино и женщин, но мы ему этого предложить не можем. Или можем, Клавдия Фемистоклюсовна?
– Что вы такое говорите, ей-богу, Марфа Васильна!
Есть Анфисе совсем не хотелось, но надо было есть, чтобы не взбаламутить Клавдию еще больше. Она подцепила на вилку скользкий белый гриб, посмотрела на него без всякого воодушевления и отправила в рот.
Ей очень нравилось ходить за грибами в березовую рощу. У нее была брезентовая курточка, резиновые сапоги и специальные джинсы, разношенные и удобные. Она повязывала на голову красный платочек, брала корзину и палку и чувствовала себя барышней-крестьянкой.
Один из ее одноклассников был свято уверен в том, что автор «Повестей Белкина», собственно, и есть этот самый Белкин.
Кто же еще мог написать «Повести Белкина», если не Белкин?!
Она шла, и высокая и мокрая трава хлестала по голенищам сапог, оставляла мелкое зеленое крошево, и пахло землей и разогретыми стволами деревьев, и шмель гудел, облетая радостное соцветие иван-да-марьи, листья шелестели высоко-высоко, и в заросшей тракторной колее обязательно находился крепенький белый грибок с упоительно-кофейной шляпкой. Он никогда не бывал одиноким, рядом всегда торчали его братья и сестры, а под елкой всегдашний сосед – мухомор. И корзинка тяжелела, и Анфиса перекладывала ее с локтя на локоть, и когда белые поднабирались, она возвращалась домой, разморенная жарой и июлем, и на опушке всегда набирала ромашек. Марфа Васильевна любила ромашки, особенно лесные.
Белые в расписной мисочке наверняка были те, летние, и Анфиса вдруг успокоилась немного.