Детектив на краю лета - стр. 110
– Войны! – фыркнул Богдан. – Вы бы ещё про Юлия Цезаря вспомнили.
– Ой, давайте лучше про красоту, – взмолилась Ксения. – Я написала колонку, как разнообразить свою жизнь с бойфрендом. Чтобы не было скучно! Главный враг человечества – скука.
– Главный враг человечества – необразованность, дикость и одиночество, – отрезала Розалия Карловна.
– Дикость?! – вскричал Богдан. – И это вы говорите о дикости?! Вы же самый дикий человек, которого я встречал! Вы Салтычиха! Вы всеми распоряжаетесь, вы мучаете прислугу, вы слова никому не даёте сказать! Вы безапелляционны, как… как крокодил! Попробуйте возразить крокодилу, он слушать не станет, он вас сожрёт!
– Какую прислугу? – спросила Лена и выглянула из-за Ксении. – Меня, что ли?!
– Ну конечно!.. И ещё смеете рассуждать о каких-то лагерях смерти! Вы – раскормленная, ленивая, вам все потакают, все в рот смотрят! Лагеря смерти! Мало ли какие ошибки человечество совершало?! И сейчас к ним следует относиться именно как к ошибкам! А не твердить, как попка-дурак, – лагеря смерти, мы пережили страшную войну, мы спасли мир от коричневой чумы! Ещё разобраться нужно, что там было на самом деле, какие такие лагеря и какая чума!
– Я не могу, – вдруг сказала Розалия Карловна совершенно спокойно.
– Что? – подскочила Лена. – Что с вами?
– Я не могу относиться к лагерям смерти как к ошибке. – Розалия говорила и неторопливо заворачивала рукав своего бурнуса. – И разбираться мне ни в чём не нужно, я давно разобралась.
Она завернула манжет и выложила на стол полную белую руку. Высоко, у самого сгиба локтя виднелась какая-то лиловая полустёртая татуировка.
Владимир Иванович выругался себе под нос и посмотрел на Степана.
– Там номер, – пояснила Розалия Богдану и кивнула на свою руку. – Восемьдесят тысяч двести двенадцать дробь четыре. Четыре – это номер барака. Я была в немецком лагере для еврейских детей. Вы хотите рассказать мне, как там было, молодой человек? Или мне рассказать вам, как там было?..
Все молчали.
Вода плескалась под бортом, и чайки кричали. Должно быть, с кормы второй палубы им кидали хлеб.
– В четвёртом бараке держали детей, предназначенных для медицинских экспериментов. У кого-то выкачивали кровь, у кого-то брали почки, печень. У меня брат был маленький, его сожгли. Он оказался в другом бараке. Он не хотел в печь, плакал очень. Он был талантливый мальчик! Бабушка до войны купила ему скрипку. Мы жили в Киеве. Он играл. Перед казнью стыдился, что плачет, кулаки искусал. А когда уже всех построили и повели жечь, спросил меня: «Как же я теперь буду играть? Руки испортил!» И я видела, как он идёт туда.