Десятый самозванец - стр. 13
– Ну, а потом ее яблоком порченым отравили, да выжила девка-то. А там и королевич приехал, девку поцеловал, да за пир и свадебку. Все, так? – завершил Тимоха.
– Так, да не совсем, – покачал головой Костка. – Во французской-то быличке, там прынц-королевич спящей принцессе ребенка заделал, да и утек.
– Вот ведь … – покачал головой Тимофей. – Все-то бы им опаскудить… Э, – спохватился вдруг он, – а Сергуньке-то как рассказал?
– Не боись, рассказал так, как положено, – хохотнул друг.
– Ну и ладно, – успокоился любящий отец. – А где Танька-то?
– К вечерне ушла, – сообщил Конюхов, загремев печной заслонкой. – Велела – ее не ждать, мальчонку уложить, да тебя накормить.
Костка ловко орудуя ухватом (будто всю жизнь этим занимался!), вытащил из печки горшок. Поставив его на опечек, снял крышку и зажмурился от удовольствия:
– Ух, ты, вкуснота!
По избе разнесся запах мясных щей. Тимоха, сглотнув слюну, достал из хлебного ларя каравай. Конюхов сбегал в сени и притащил соленых огурцов.
– М-м, – только и сказал Акундинов, проглотив первую ложку.
– Мастерица, жёнка-то у тебя, – подтвердил и приятель, наворачивая щи. – Одну ложку съешь, так и язык проглотишь…
Что да, то да! Танька, хотя и взял ее Тимоха только ради приданного, (нет, девка-то была смазливая, только вот, «давала» направо и налево так, что и родители и дед-епископ, плакали от стыда), после свадьбы остепенилась. Оказалось, что и готовить мастерица и хозяйка хорошая. Да что там, положа руку на сердце – и жена верная и мать – на зависть.
– К такой бы еде, да водочки чуток, – заметил Тимофей, лукаво покосившись на Коску.
– Ну, дак, как скажешь, – деланно-равнодушно отозвался тот, а потом с тревогой спросил: – А Танька-то, ругаться не будет?
– Ну, сегодня не будет, – снисходительно ухмыльнулся Акундинов и сказал то, чего уже давно хотел рассказать: – Я ведь, нонеча повышение получил. Теперь я – не хухры-мухры, а – хрум-хрум!
– Ну, никак Тимоша, в старшие подьячие выбился! – восторженно произнес друг-приятель. – Ну, молодец! Ну, а там, глядишь, в дьяки выйдешь.
– В дьяки-то, вряд ли, – вздохнул Акундинов. – Патрикеев-то, боярин, нынче у государя в остуде. А так… – задумался он, – кто его знает…
– Ну, так кончится остуда-то, – утешил друг. – Глядишь, станет он у государя опять в милости. Да и какая у боярина-то остуда? При деле, при месте. Никто ни шапки его соболиной не лишал, ни места в приказе. Ха… Так что, будет Танькин крестный во власти – и тебя не забудет. Эх-ма, – вздохнул Костка, – вроде, не хотел я и пить-то, но, за ради такого дела… У тебя есть чего?