Десять поворотов дороги - стр. 35

В солнечном пятне в пыли возились, воркуя, голуби, на которых с крыши какой-то потемневшей от времени постройки безразлично взирал большой вылинявший кот самой разбойничьей наружности. Оба уха его были до основания изорваны, нос располосован и смят, а от левого глаза вниз тянулся широкий черный рубец. Судя по героическому виду, зверь был отцом большинства котят в округе на протяжении многих лет и не собирался сдавать позиции. В его глазах тлел неукротимый вызов самому времени. Какой-нибудь вялый наследный принц рядом с Его Кошачеством выглядел случайным плевком Вселенной на тротуаре. Рядом за забором квохтали куры, раскапывая сор, и блеяла одинокая овца – безусловная дура и ханжа, покрытая слоем ваты.

Пестрый ком из яркого света, квохтанья и голубиной возни колоколом бился внутри головы молодого человека, который то и дело клевал носом, роняя рыжие букли, и тут же вздрагивал от их прикосновения к носу, закидывая голову с видом наигранной бодрости.

Аврил старательно не замечала его мук, занимаясь с Педантом, который (редкостная сволочь!) ни в какую не хотел вытаскивать счастливые карты из шкатулки, а когда соизволял произвести этот поразительный фокус, норовил сожрать карту, заметно предпочитая бубны. Сейчас разворачивалась битва за неповинного в грехах королевы и короля валета, будущее которого казалось темным, как обезьяний желудок.

– У-ук!

– Дай сюда, дрянь!

– У-ук!!!

– Я что тебе сказала?!

– Ох… – внес свою лепту Хвет, отворачиваясь от бульона, который никак не хотел обращаться в пиво.

– А ты вообще заткнись! – прикрикнула на него сестра, сердито поджимая губы.

– Если есть несчастный, кто женится на тебе… пусть он лучше в судорогах помрет до вашего знакомства… это честно и милосердно, в конце концов.

– Не учись хамить у Гумбольдта, опарыш, – отрезала Аврил. – Пей бульон и иди проспись до представления. Таскаешься со шлюхами по ночам! Что я скажу матери?

– Она умерла, – слабо сопротивлялся Хвет, надавливая пальцами на виски.

– Что я ей скажу, когда мы встретимся в небесах? Что младший скатился до свинарника, где пьет, жрет и трахается, как боров?

– Что за прискорбное сквернословие, юная и почти невинная леди?.. – из-за ширмы высунулся свежий и румяный как помидор Хряк, обтирающий харю горячим полотенцем после бритья. Мочки его ушей украшали серьги из мыльной пены. – Но добавь к этому: испражняется, ибо истина дороже приличий! Хвет, ты пал ниже грязи и должен покаяться перед сестрой.

– Бейся головой о стену! – выкрикнул невидимый Гумбольдт, гремя тазом за ширмой.

– Пошли вы… – вяло огрызнулся молодой человек, отодвинув свой лечебный бульон, тарелку и само мироздание на край стола.