Деспот - стр. 47

А я глупая болонка.

Кастрыкин не выдерживает напряжения:

– Отец этого так не оставит!

Марич снова переводит свой взгляд на него, и тот затыкается.

– Твоему отцу будет чем заняться. Это я обещаю. Раз он воспитал такое дерьмо, – слова Марича падают камнями. – Ты не просто дерьмо, ты решил тронуть мое.

Лицо Андрея становится белым как мел.

16. Глава 16

Борзов не стесняется и закуривает в чужом доме, не спрашивая разрешения. Он с равнодушным выражением лица стряхивает пепел прямо на Кастрыкина, а я сожалею только о том, что он успевает остыть до того, как падает на Андрея.

В гнетущей тишине взгляд Смагиной мечется от каменной фигуры Марича до тлеющей сигареты Борзова и обратно.

Меня снова тошнит, и я зажмуриваюсь, борясь с приступом, но вовсе не потому, что боюсь испачкать полы. Не хочу попасть на одежду, в которой мне еще добираться до дома. Хотя… желание сжечь эти джинсы и эту футболку у меня пока только крепнет. Но я продолжаю глубоко дышать ртом, сидя с закрытыми глазами, потому что вид Андрея провоцирует у меня позывы к рвоте.

– Александр Николаевич, пригнали вторую машину, – слышу я незнакомый голос, а потом тихие шаги, застывшие рядом со мной. На плечо осторожно ложится тяжелая ладонь, заставляя меня вздрогнуть и задышать еще чаще.

– Это я.

Марич. Я расслабляюсь и поднимаю веки. Глаза слезятся, но мне видно, что он передо мной на корточках.

– Пойдем, девочка.

Я позволяю ему помочь мне подняться. Он на секунду прижимает меня к себе, это почти похоже на объятие, но меня начинает колотить от ощущения твердого мужского тела.

Марич, будто понимая все без слов, отстраняется и, стащив с себя льняной пиджак, набрасывает мне его на плечи. Я мгновенно заворачиваюсь в него вся. Мне хочется спрятаться, укрыться, завернуться в тысячи слоев.

Найдя в получившемся коконе мои пальцы, Марич берет меня за руку и, крепко сжав ладонь, выводит на улицу.

Уже на крыльце меня одолевает непереносимый приступ дурноты. Я еле успеваю метнуться к перилам, прежде чем меня выворачивает на любимые флоксы Андреевской мамы.

Меня полощет долго, но Марич терпеливо ждет, не демонстрируя ни раздражения, ни брезгливости. Только убирает за спину волосы из хвоста и подает мне голубой платок.

– В машине есть вода, салфетки, – ровным тоном перечисляет он.

И я за это ему благодарна. Если бы он бросился утешать меня прямо сейчас, я бы впала в истерику. Хуже. В панику. Сейчас я просто хочу хотя бы ненадолго отодвинуть омерзительные воспоминания. Меня и так начинает знобить.

Пряча глаза от неловкости за неприглядную реакцию организма, я спрашиваю у Марича: