Державин - стр. 39
– Молчи, старая псовка! – замахнулся кнутовищем Серебряков.
А вослед им нёсся дребезжащий голос:
– Трясея, огнен, ледея, гнетея, грынуша, глухея, ломея, пухнея, желтея, коркуша, глядея, огнеястра!..
Некоторое время Державин со своим подзираем молчали. Затем Серебряков прогудел:
– Думаю-подумаю… Раздумьице возьмёт. А что, барин, ежель самозванец, не хуже, и победит?
– И этот переметнуться может! – с ужасом прошептал прапорщик и отвернулся.
Зимний день короток, незаметно навалился вечер. Попримучив лошадей, путники остановились в разорённой деревеньке. Державин приказал старостихе затопить печь. В поддымки в чёрной избе быть несносно. Прапорщик вышел в сенцы, запалил огонь и вскрыл пакеты. В первом ордере ему предписывалось ехать в Симбирск, присоединиться к подполковнику Гриневу и идти с ним на Самару; во втором – по занятии Самары отыскать злоумышленников и уговорителей народа и, заковав их, отправить к Бибикову. Прочих виновных для страха на площади наказать плетьми.
Державин позвал старосту:
– Лошадей, и живо!
– Не будет лошадей! – отрезал староста, мужик с покляпым носом и злыми глазами. – Всех ужо забрали военные команды…
– Ты отлыжки-те свои брось! – повысил прапорщик голос.
– Да что, я тебе рожу лошадей?! – закричал староста.
Державин щёлкнул курком и приставил к его горлу пистолет:
– Будут лошади?
– Слышь, Марья, – сиплым голосом позвал тот старостиху, с откровенной ненавистью глядя на офицера. – Слышь, выведи барину из подклетья меринка чалого да кобылу гнедую…
Державин всё более укреплялся в той мысли, что весь народ – не токмо крестьянство, но и ремесленники, мелкие купцы, низы духовенства, – поддерживает Пугачёва и отвергает дворянскую власть.
В России кипела, клокотала, ширилась, полыхала настоящая гражданская война, и не на живот, а на смерть. Антинародный режим Екатерины II довёл угнетённые сословия до последней черты терпения; восстание против ненавистного дворянства было, если брать низы, почти всеобщим, всеохватным. Именем царицы восставших распяливали на петлях, удавливали осилом, подвешивали на глаголях за ребро, резали языки и рвали ноздри; крестьяне, казаки, башкиры вешали и жгли помещиков, офицеров, чиновников, истребляли самый род их, вплоть до малого потомства. В числе лиц, подлежавших казни по взятии Пугачёвым Яицкого городка, значились не только его комендант подполковник Симонов и капитан Андрей Крылов, но и шестилетний сын последнего Иван. В указе от 1 декабря 1773-го года Пугачёв призывал всех «помещиков и вотчинников как сущих преступников закона и общего покоя, злодеев и противников лишать всей жизни, то есть казнить смертию».