Держаться за землю - стр. 88
– Ты на что нас толкаешь, республика?! – крикнул кто-то из массы.
– Ни на что я вас тут не толкаю! – всем телом подавшись на крик, нажал «рыбак» глазами на кого-то. – Своя голова на плечах! Мы встали и будем идти, как Конец Проходки Донбасса, пока всю залупу не сточим! А вас попросили о помощи! Отсюда, от вас, на Луганск прямая дорога, на дизельном тракторе час, и нам крайне важно тут встать, поставить свой первый, передний блокпост.
– И нас, стало быть, под каток! – опять крикнул кто-то.
– А вы решайте сами за себя! – возвысил отточенный голос Завадько. – Хотите как мелкая сявка: пнут раз сапогом – и заткнулась, – пожалуйста! Хотите под землю забиться – валяйте, неволить не будем!
– Спасибо и на том! – с издевкою выкрикнул кто-то. – Да только ты сам сказал, брат: куда нам отсюда деваться? Домов мы своих не подвинем.
«Детишек, как щенков, за шкирку в зубы не возьмем», – в уме поддержал голос Петька. Но сбить «рыбака» с панталыку теперь было трудно – почувствовал силу свою, способность сбивать и сминать готовыми глыбами слов ростки возражений, колючих вопросов… Народ не взревел, не заныл неумолчное, единодушное, глухое «Уходи!!!», не покрыл одинокий ораторский голос тягучим ненавидящим свистом, и «рыбак», вероятно, почуял пьянящую власть над толпой, нарастающее возбуждение и как будто уже торжество: раз молчит, значит, слушает, значит, даже чего-то такого от него и ждала.
До предела подался вперед, как собака, которая лает с балкона, и, никем из бойцов не прикрытый, залязгал:
– Да, так! Город с трассы никак не подвинуть! Есть страх! Есть великий соблазн под землей отсидеться – может, все это как-то само и уляжется! Дураки ничего не боятся! У меня тоже дом, тоже двое детей! Мне звонили, пугали: подумай о них, хорошенько подумай, чтоб потом, блин, не вешаться! Что ж вы думаете: я не боюсь?! Целиком из железа и кровь у меня не течет?! Но ведь вы же пришли, сами вышли на площадь, никто вас силком не тянул! И не из-за зарплаты, не потому, что вашу шахту закрывают! Значит, что-то болит вас, шевелиться заставило и сюда привело, значит, тоже вам душно и тошно. Вот казалось бы: что тут такого? Ну, язык запретили, ну, проходят они где-то в Киеве маршем со свастикой… Так ведь это все там, а не здесь, не на кухнях, не в лаве! Можно и потерпеть, а кто вылез, тот сам виноват! А моя хата с краю!.. Так чего же вы вышли?! Значит, жизни такой не хотите – корежит! Значит, гордость во всех начала выпрямляться, как пружина, которую сжали сверх меры! Ну а в ком-то не гордость, а страх! Да! Вот именно страх! Потому что как только народ начинают по крови делить, по фамилиям, по языку, то мы знаем из курса истории, чем такое кончается! Это делают, чтобы одним дать права, а других… просто вывести их за пределы представления о человеке! Если не человек, то и права на жизнь у тебя уже нет! И вы все это чувствуете – что сегодня у нас отбирают свободу говорить, что мы думаем и чего мы хотим, а еще через год отберут остальное! Это не основание?! А мы телимся тут, сомневаемся, провокаций каких-то боимся со своей стороны допустить. А там уже вовсю идут приготовления! Телевизор не смотрите?! Их же вот телевизор! Сами нам и показывают, как нацгвардия их марширует, батальоны нацистские – звездный десант! Универсальные солдаты с лазером в глазу! С кем они воевать собрались, от кого защищаться?! А от нас – больше не от кого! Так, может, и нам будет лучше держать себя тут в боевом состоянии? На разрыв с Украиной мы пока не идем, но вы дайте нам местную власть, дайте право самим принимать все законы на нашей земле и милицию дайте свою, чтобы мы ощущали себя защищенными!.. – Тут он махнул рукой на Рябовола, словно тот уже был этой самой милицией. – Ну а как? Это будет гарантией! Что не будет другого оружия! Что не будет тут ваших опричников! Короче, я все сказал. Кто хочет, помогите нам. А скажете нам: «Уходите» – уйдем! Теперь пусть товарищи скажут – те, кому доверяете.