Держаться за землю - стр. 49
На первый взгляд карикатура, но разве есть в карикатуре то, что называется «душой»? Валек нарисовал. Была бы его воля – расписал бы все постройки шахты. Огромную столовую. Приствольную коробку. Исполненные в старой советской манере плакаты на тему безопасности шахтерского труда («Помни: тебя ждут дома») давно уже не били по глазам, а скорей еще больше притупляли все пять человеческих чувств. Человеку же здешней породы, что без света живет под землей, нужно помнить о том, что его кто-то ждет, что кому-то он нужен, как матери. Трудно верить и трудно не верить, что никто матерински, отцовски за тобой не следит, что никто ни минуты не видит тебя сквозь кромешную темень, глухоту, немоту равнодушного камня, как живые идут по земле и не видят обыкновенных мертвецов, закопанных на двухметровой глубине. Это-то и казалось Вальку… ну, короче, задачей художника. Сказать про самого себя «художник» без чувства фальши и стыда он, разумеется, не мог. Но уж если рисуешь, то, наверно, затем, чтобы кто-то ощутил на себе понимающий взгляд.
Раньше в церковь ходили и верили, что Господь приглядит. Ощутить за спиной дуновение силы, берегущее веянье ангельских крыл. А сейчас только старые матери верят и суют своим детям-шахтерам списки древних молитв. Если люди не чуют крыла, той спасительной хлипкости, что удержит великую тяжесть породы над самым хребтом, то им нужен хотя бы понимающий взгляд или так: просто свет – как весной в первый солнечный мартовский день, когда неотразимо вдруг запахнет живительным духом оттаявшей черной земли, ослепительной синью проя́сняет небо и почуешь мгновенный укол счастья в сердце.
Он стоял под горячими струйками вялого потолочного дождика, сшелушивал с тела присохший, как будто толченым стеклом, стальным опилками впившийся штыб, скреб медленно светлеющую кожу лыковой мочалкой и думал о том, зачем он рисует. Вернее, и не думал, а сразу удивлялся простоте готового ответа: никто никогда не напишет вот этих людей. Вопрос, почему он рисует, представлялся таким же простым, как и вопрос, зачем он сам спускается под землю, зачем все эти люди спускаются туда, где никогда не видно света дня, где возможная смерть – это либо когда ты сгораешь в метановом всполохе заживо, либо когда твою живую, дышащую хрупкость медлительно раздавливает рухнувшая кровля. Почему они все жили тут и не чувствовали или не признавали себя обделенными, почему здесь им было не страшно, а верней, не сходили с ума через день или год, а, напротив, свыкались с обыденным, неизбывным давлением породы. Кем вообще был тот первый человек на земле, что полез за углем в отдаленные недра? Что загнало под землю того неизвестного первопроходца – лютый холод и голод, нужда, злая воля правителей или, может быть, личная добрая воля или даже мечта обогреть, осветить воздух будущего? Ведь была ж у людей вековая мечта о полете. Почему бы и в чрево земли не полезть: там не вольно, там давяще тесно, но там – вековечный источник тепла, жизни первоисток, как считает наука.