Дерево на твоем окне - стр. 3
Напротив меня сидела парочка. То ли молодожены, то ли просто студенты. Он без конца жал кнопки на телефоне, сбивая тарелочки марсиан, она занималась делом более увлекательным – рукой массировала джинсовые бедра приятеля, губами каждые полминуты оттягивала мочку его уха. Парень ежился, бурчал себе что-то под нос, но особенно не противился, и, глядя на истерзанное ухо, я вспомнил другое ухо – волосатое, словно покрытое темным мхом, мясистое, беспрестанно шевелящееся. Оно принадлежало лечащему врачу Насти, и, странное дело, сумело заслонить в памяти все прочие детали. Ни лица, ни глаз медика, ни даже его фигуры я не запомнил, а вот ухо запечатлелось в мозговых файлах до мельчайших нюансов. Все равно как снятое на цифровой фотоаппарат с разрешением в десяток-другой мегапикселей. А еще запомнились слова эскулапа. Вернее, речь, в большей степени напоминающая вердикт прокурора. Конечно, врач не обвинял, но он приговаривал, и это было еще хуже, поскольку ничего запретного моя подруга не совершила. Она всего лишь послушно выполняла рекомендации врачей – глотала, что скажут, ходила на указанные процедуры, покупала прописываемые лекарства и без конца соглашалась на изнурительные обследования. В итоге семь лет лечения не дали ничего определенного. Определенным оказался только приговор. С диагнозом наши эскулапы явно запоздали – в такое уж рэповое время нас угораздило родиться. Ни по хабитусу, ни по анализу крови врачи ничего уже достоверно не определяли. Зато исправно выписывали чеки и выступали в роли маркетологов, продавая таблетки жуткой силы и еще более жуткой стоимости. Кстати, именно маркетологи хорошо понимают, что в иных случаях людям нельзя говорить всей правды. Они и не говорят, помалкивают, отчего товар их только выигрывает. Однако эскулап с волосатым ухом рассказал Насте все, как есть. Озвучивая приговор, он не забыл помянуть и предполагаемую погрешность. Так и обозначил: два с половиной месяца плюс-минус неделя. Уж не знаю, откуда вынырнула эта «неделя», но врач, Волосатое Ухо, ошибся. Настя умерла не через два месяца, а через два дня. Не выдержало сердце, не выдержала нервная система. Она и до этого жила только надеждой, и кто знает, возможно, могла бы надеяться еще лет пять, десять или все двадцать, но человек в белом рассудил иначе. Он произнес свою речь, и, восприняв его слова как команду, Настя послушно прервала затянувшуюся борьбу.
Уже через день после похорон я снова прибежал в больницу. Прибежал с одним-единственным желанием – что есть сил ударить в это самое ухо. Сначала кулаком, а потом, если повезет, и ногой. Увы, врача я так и не нашел. Непонятным образом жизнь стерла его из памяти, оставив одно только клятое ухо. Не было под рукой нужных бумаг – ни имени, ни фамилии эскулапа я решительно не помнил. Можете смеяться, но на протяжении нескольких часов я привидением мотался по больничным коридорам, внимательно разглядывая уши всех встречных медиков. Немудрено, что очень скоро меня взяли под локотки ребята в камуфляже, препроводив в здание иного профиля.