Дерево на твоем окне - стр. 29
Чистейшая авантюра – спускаться по скалам в вечернем полумраке, но мои поступки редко отличал здоровый практицизм. Да и не в практицизме тут было дело. Вероятно, таким поведением я просто отпугивал от себя навязчивые фобии, боролся с холодом, что норовил огладить спину, пузырьком яда пробежаться по сосудам. Правильно рассуждали древние: чтобы не бояться смерти, надо ее испытать, чтобы не бояться войны, надо на ней побывать. Со мной пока не приключилось ни первого, ни второго, и по этой самой причине я предпочитал карабкаться по мокрым скалам, прыгать с парашютом и нырять в глубины, которые в бытность Фалько и Новелли считались абсолютным рекордом погружений. И сейчас, чтобы спуститься к берегу реки, мне на минуту-другую пришлось обратиться в скалолаза. Я снова рисковал, но рисковал обдуманно, и, в конце концов, у меня все получилось. Последний метр был пройден, и, оказавшись внизу, я наконец-то различил шелест струящегося течения, услышал шепот реки. Подойдя к воде, я с наслаждением погрузил руки в прохладные воды, даже плеснул себе в лицо. Теперь мы стали с рекой единым целым, и я с полным правом мог глядеть в свое убегающее отражение.
В этом месте Реж был довольно широк, и, наверное, поэтому ребячливой журчащей тональности предпочитал звучание более солидное. Кроме того, не следовало забывать про осеннее время. Река еще не спала, но уже готовилась впасть в зимнюю кому. Рыбьи блестки, вспыхивающие там и тут, лишь добавляли ей снулой загадочности. Слева, подавляя все и вся, бесчисленными складками вздымались темные тела скал, направо, терпкий и черный, тянулся беспредельный лес. Он жил и дышал, с расстояния овевая волнами хвойных мыслей. В него хотелось нырнуть, как в реку, но я не шевелился, понимая, что удивительное и славное в очередной раз состоялось: я снова оказался на срезе времен, увидев череду людей, что стояли на этом самом месте задолго до моего появления на свет, и что будут стоять значительно позже. И, Боже мой, сколько нас еще появится на этой планете, скольких она обнимет, скольких сожжет! Волоокой Фортуне будет доверено тасовать нас, меняя местами, словно стеклышки в детском калейдоскопе, и только скалы, река и лес будут пребывать в неизменности. С тем же мрачноватым добродушием они будут взирать на мельтешение двуногих, возомнивших себя пупами земли.
Пройдя чуть дальше, я обнаружил уютную поляну. На таких в прежние времена обожали стреляться. Назначали время, приезжали в крытых двуколках и, горделиво откинув голову, в присутствии секундантов пускали друг в дружку свинцовые пули. Пространство затаивалось в ожидании стонов, а сопровождающий стрелков врач заранее хмурился, отлично понимая, что расхлебывать этот компот в итоге придется ему. Сначала останавливать кровь и сооружать повязку, а после таскаться по инстанциям и сочинять объяснения для въедливых жандармов.