День слепого Валентина - стр. 27
– Можно войти? – процедила Ирина.
– Да, конечно, – промямлил он и посторонился.
Войдя в прихожую и положив розы на обувную тумбочку, Ирина сняла сапоги, дубленку и поискала взглядом свои тапочки. Их не было. За приоткрытой дверью спальни раздался какой-то шорох, и у Ирины потемнело в глазах. Она медленно развернулась к молчавшему Павлику и прошептала:
– Она… там?!
– Понимаешь, – проблеял он, – мы зашли ненадолго, просто, чтобы в тишине немного побыть, квартирная хозяйка совсем нас с ума сводит и вот… засиделись…
– Нельзя быть таким жестоким, Паша, – еще тише произнесла Ирина и, прихватив розы, босиком прошла на кухню.
Единственная вазочка, оказавшаяся там, была мала для длинных, холеных цветочных стеблей, но за большой хрустальной вазой пришлось бы идти в спальню, а там была эта… Поставив вазочку на обеденный столик, и прислонив розы к стене, она налила воды в чайник и зажгла газ. На кухне возник Павлик, его рубашка уже была заправлена в штаны, но вид все равно был не ахти… И вдруг Ирина увидела его совершенно иными глазами: грушевидная фигура с узкими плечами и женским задом, лицо провинциального ловеласа, все сплошь состоящее из водочных, винных и пивных мешочков, заметно редеющая шевелюра тусклых неопрятных кудрей, бегающие свинячьи глазки… Ирина смотрела на него и не могла оторваться.
– Какой ужас, – с улыбкой произнесла она, – как я могла быть такой слепой!
– Ирочка, кажется, мы уже давно все решили и не надо устраивать истерик! Я тебя прошу! И вообще, я давно хотел с тобой поговорить о размене квартиры!
– Чего?! – расхохоталась Ирина. – Это квартира моей матери и от этой жилплощади тебе не достанется ни сантиметра!
– Я здесь прописан и имею право! – Павлик сделал крошечный шаг назад.
– Вон отсюда! И лахудру свою прихвати! Я устала, а мне еще белье после вас стирать! А о квартире забудь, только через мой труп!
Что-то бормоча себе под нос об окончательно сбрендившей бабе, Павлик собрался и ушел вместе со свой пассией.
Поставив чайник на плиту, Ирина решила позвонить своей единственной близкой подруге, уж очень хотелось поделиться переполнявшими чувствами. С Викторией Ирина дружила уже лет пятнадцать. Вика – маленькая, худенькая, чернявая продавщица, которой и в сорок лет будут упорно давать не больше двадцати шести, преданно обожала Ирину, считая ее актрисой рангом никак не ниже Дорониной. Таская за собой двух восьмилетних, таких же чернявых близнецов, она старалась не пропускать ни одного Ирининого спектакля, а вечерами взахлеб делилась впечатлениями с пожилым замотанным мужем таксистом, которого меньше всего в этой жизни волновал театр.