День Сэма (сборник) - стр. 8

Они уже миновали здание наркомфина и приближались к Красной Площади, когда Сталин вернулся к прерванному разговору.

– Ты знаешь, Вячеслав, что Лазарь буквально заболел метростроем. Он даже ночует там, под землёй, чтобы держать всё под своим контролем. Ему отвели каморку с фанерными стенами на одной станции, где он спит, – геройский мужик. Неделями под землёй, только на заседания Политбюро поднимается. Умывается, бреется там, живёт, короче говоря. – Сталин помолчал. – Только стал Лазарь замечать, что крем для бритья, наш политбюровский, который нам из Америки с риском для жизни наши товарищи привозят, начал пропадать у него, понимаешь? Ну никак наши химики не могут раскрыть секрет его состава и как он под давлением выходит из баллончика, а?..

– Да, крем чудесный, даже моя Полина «ворует» его у меня понемногу вместо мыла, – заметил Молотов.

– Вот, вот, мы ей ещё припомним это «воровство», – весело сказал Сталин. Молотов снова почувствовал пробежавший внутри него холодок, несмотря на весёлый тон Кобы.

– Дошло, Вячеслав, дело до того, что два раза Каганович выступал на ответственных собраниях небритым! Понимаешь, ронял авторитет партийного и государственного руководства. Пришлось вмешаться органам. Разоблачили этого негодяя Шапиру. Оказывается, его рабочее место было в соседней прорабской. Там располагается центр аварийных ситуаций в метро, он там работал. – Сталин помолчал. – Он и воровал, ведь двери у себя Лазарь никогда не запирал. Сознался во всём полностью – троцкистом оказался. Понимаешь, какой негодяй: он брился, а член Политбюро ходил небритым. Такие предательские удары в спину нашей партии только троцкисты вместе с правыми оппортунистами могут наносить.

– Как хорошо, Коба, что наша партия не теряет бдительности перед троцкистской угрозой.

– Да, Молот, мы всегда начеку.

Они уже входили в ворота Кремля, и часовой отдал им честь. А над весенней Москвой занималась заря нового счастливого дня.

Ной был человек праведный и непорочный в роде своём…

из Библии

– Ной! – Милка подошла к сидевшему в слабой тени чахлого деревца мужу и, присев на корточки, коснулась его плеча. – Я принесла тебе поесть. Ты очень устал, да?

Веки Ноя дрогнули, он с трудом открыл глаза и взглянул на жену. Морщины на его лбу разгладились и страдальчески нахмуренное выражение, не сходившее даже во сне с его лица, сменилось при виде Милки нежностью и кротостью. Он протянул руку и погладил её по щеке.

– Есть не хочется – жарко очень, но надо, – ответил Ной. – Силы нужны: работы ещё много, а времени остаётся мало. Тяжело, ты же знаешь, какой из меня плотник? Я ведь всю жизнь пахал, а не строил. Да и лет мне уже без малого шестьсот. – Он помолчал. – А где ребята? Кликни их, пусть придут поедят.