День Победы - стр. 20
– Я видел, как убивали вашу семью, – проникновенно заговорил Антанас. – Это было страшное зрелище. Поверьте, я ничего не мог сделать. Меня самого убили бы, и я не спас бы Риву. С такой справкой, как эта, вас, конечно, не призовут, и вы останетесь в тылу, а на фронт, чтобы мстить, пойдут другие. Вы не представляете, сколько евреев-добровольцев записалось в Литовскую дивизию. Ее по праву можно назвать литовско-еврейской. Среди этих людей были такие же, как вы, негодные к военной службе, но они добились, чтобы их взяли. Что ж, если вам все равно – оставайтесь дома. Красная армия отомстит за ваших родных, но не вы. – И, помедлив, добавил: – Если бы с моими сделали такое – я бы умер от стыда, укрываясь за женской юбкой.
Эти слова Рашис мог бы не произносить: Юда и без того чувствовал себя скверно. Разве он не мечтал ночами о возмездии, не представлял себе, как отомстит за Дину и сыновей? А теперь его пристыдили за трусость. И кто стыдит? Литовец! Литовец внушает ему, еврею, что он должен мстить. Какой позор! Какой жуткий фарс, какая нелепость!
Но пристыдив вслед за Рашисом себя, Юда вспомнил о справке, которую все еще держал в руках старший лейтенант. Справка! Справку, конечно, жаль! С ней он чувствовал себя уверенно. Но, может, и в самом деле лучше на фронт, чем ждать, пока арестуют и расстреляют? По закону военного времени. В этот раз обошлось: вызвали по другому поводу, а что будет в следующий? И когда это может случиться? Да хоть завтра. Тогда лучше в армию – в конце концов, ловкому человеку и там можно устроиться. Устроился же он у Андерса.
Те же аргументы Юда привел вечером Риве. Вначале он молчал о том, что Рашис в Илецке. Зачем вызывали? Потому что по всей стране разыскивают уроженцев Литвы для мобилизации в Литовскую дивизию. Но поскольку Юду призвать не могут – есть медицинский документ, – ему предложили вступить добровольцем. Завтра утром он должен быть в военкомате.
Глаза у Ривы покраснели, и она, словно что-то чувствуя, спросила:
– А с кем ты разговаривал?
Интуиция подсказала Юде, что темнить нельзя. Надо говорить правду.
– С твоим знакомым. Антанасом Рашисом.
– Антанас? – Какая-то новая, странная интонация, появившаяся в голосе Ривы, смутила Юду. – Он здесь? Зачем? Что ему нужно?
Это был совершенно лишний вопрос, ибо Рива прекрасно знала, что нужно Антанасу. Ее тоже удивил собственный изменившийся голос, но она сразу же нашла объяснение: Рашис непременно ее разыщет, начнет домогаться, а Юды не будет, он уходит на фронт. И все же почему она так разволновалась? Разве она не поставила преграду, не сказала себе, что после пережитого в Каунасе никогда не сойдется с литовцем? Даже если он спас ей жизнь. И несмотря на это, Рива часто вспоминала ту ночь, когда Рашис вывел ее и Рафика из гаража, где убивали евреев, и усадил в грузовик. Убеждая себя, что никогда не согласится на союз с бывшим одноклассником, она старалась забыть, как хорошо и спокойно ей было рядом с Антанасом, как взволновало его признание и как она долго проплакала в эшелоне, после того как они расстались в Риге. Занятая своими переживаниями, Рива забыла о Юде, и в себя ее привел его негромкий, спокойный голос: