День, когда я начала жить - стр. 15
– Черт возьми! Только отдельные места, нам не удастся сесть всем вместе!
– Это не страшно, – ответила Мари. – После экскурсии мы опять объединимся.
С самого начала путешествия ей не удавалось побыть одной, хотя и хотелось этого. Раньше, когда она была моложе, она ненавидела одиночество, ей всегда нужно было, чтобы ее окружал народ. Но потом одиночество вторглось в ее жизнь и в конце концов стало ее единственным спутником. С течением времени привычка к одиночеству стала ее второй натурой.
Она направилась к свободному месту в третьем ряду. Сидевший возле прохода мужчина с упоением читал туристический справочник, протянув ноги под сиденье предыдущего ряда. Мари сразу узнала его по седым волосам. Вчера вечером он сидел рядом с ними за столом и чуть было не подавился от слов Камиллы. Значит, он француз.
– Извините, месье, – сказала она.
Никакой реакции.
– Простите, месье, я хотела бы пройти.
Опять ничего.
– Эй! Вы меня слышите? – тронула она его за плечо.
– Это место занято, – пробормотал он, не поднимая глаз от книги.
– Вы кого-нибудь ждете?
– Нет, вы же видите, там лежит моя сумка.
– Вы это серьезно?
– …
– Месье?
– …
Мари огляделась. Все свободные места были со стороны прохода, откуда она мало что увидела бы. Ей позарез нужно было именно это место. Камилла сидела двумя рядами дальше.
Мари сжала руку в кулак и приподняла ее, как бы придавая себе смелости этим жестом. Автобус тронулся. Мужчина, которого, казалось, ничто не может вывести из себя, не сводил глаз с одной и той же страницы.
– Ладно, с меня довольно, дайте мне пройти. Не устраивайте здесь спектакль!
– Вы мне мешаете, я читаю.
Мари наклонилась к нему и с холодной улыбкой на лице произнесла:
– Вы не поняли? Моя чаша терпения переполнилась. Или вы мне даете пройти, или я перелезу через вас и сяду прямо на вашу чертову сумку.
Седовласый мужчина несколько секунд сохранял неподвижность, потом, не отрывая глаз от книги, взял сумку, положил ее под сиденье и убрал ноги с прохода.
Мари качнула головой.
– Спасибо, месье.
– Хмм.
Она протиснулась между его коленями и спинкой кресла, села и, чтобы снизить накал раздражения, попыталась сконцентрироваться на пробегавших мимо домах. Пассажиры, казалось, ничего не заметили, но она чувствовала себя смущенной. Ей никогда не нравилось привлекать к себе внимание окружающих. Этот тип вынудил ее на крайние меры, и она взорвалась. Невозможно было сдержать себя. Она положила кисти рук под попу, чтобы унять дрожь. Ее повседневное облачение покорной матери семейства, видимо, стало слишком тесным для нее и порвалось по швам. И видимо, стремление произвести хорошее впечатление теперь не играло той роли, как раньше. Как если бы отныне ей было наплевать на то, что о ней могли бы сказать или подумать окружающие.