День, когда пала ночь - стр. 45
Воздух был ласков, как летом. Разделив на двоих лепешку с растертыми фигами и козьим сыром, они прислушивались к долетавшим снаружи привычным звукам. Крикнул на лету красногорлый крапивник. Кто-то из мужчин негромко наигрывал на арфе. Эсбар, наевшись, откинулась на валик и принялась раскручивать вино в чаше.
Она и в отдыхе была разительна, точно в бою. Свечи ласкали смугло-золотистую кожу, подчеркивали твердые мышцы бедер. Если забыть о морщинах у рта и вокруг глаз, о седых прядях в волосах, она почти не изменилась с двадцати лет.
В юности Тунува и не мечтала о подобной любви. Она думала всю жизнь посвятить дереву, своему ихневмону, Матери. Эсбар застала ее врасплох. Четвертая струна на ее лютне…
Нет, она не ждала Эсбар ак-Нары. И пятой струны не ждала – той, что появилась позже. При этой мысли взгляд ее скользнул ниже, к шрамам растяжек, исполосовавшим живот, точно рябь на песке. Темные полосы на теплой коричневой коже.
– Когда ты в последний раз о нем вспоминала? – спросила, заглянув ей в лицо, Эсбар.
– Когда Сию прыгнула с дерева. – Тунува сделала глоток: вино потеряло вкус. – Я не вспомнила имени, не представляла лица, но… он был со мной в тот миг. Я бы сама за ней бросилась.
– Знаю. – Эсбар коснулась ее колена. – Знаю, ты ее любишь. Но и ты знаешь, что я должна сказать как мунгуна.
– Она не моя дочь и не твоя. Она принадлежит Матери.
– Как все мы, – согласилась Эсбар.
Видя, что Тунува глядит в потолок, она тяжело вздохнула:
– Если тебе от этого будет легче, пойди утешь ее после того, как посетишь Мать. Имин тебя к ней пропустит. – Эсбар снова поцеловала Тунуву, оставив на ее губах вкус финика. – А потом вернись ко мне, будем снова любить друг друга, пока не уснем.
В обители обходились без чинов. Сестры не слишком строго делились на два разряда – послушницы и посвященные, а званий почти не было, ведь обитель не двор и не армия. Только настоятельница и мунгуна.
И еще третье – хранительница могилы. Тунува получила это звание на сороковой день рождения, и с ним – честь оберегать останки Клеолинды Онйеню, Матери, сразившей Безымянного, лазийской принцессы, основавшей обитель.
«Я мало знаю людей вернее тебя, Тунува. Ты станешь хорошей хранительницей, – сказала Сагул. – Береги ее!»
Тунува не подвела. Каждую ночь, когда обитель затихала, она спускалась в склеп, чтобы исполнить последний обряд дня. Нинуру всегда сопровождала ее, подобно белой тени.
Нинуру была меньше всех в своем выводке, а теперь ростом почти сравнялась с Тунувой и хранила ей нерушимую верность – как всегда бывают верны ихневмоны тем, кто впервые накормил их мясом. Они запечатлевают кормильца на всю жизнь.