День длиною в 10 лет. Роман-мозаика. Часть 3 - стр. 8
– Запрещённые предметы имеются? – непринуждённо спросил он. – Телефоны, сим-карты, ценные вещи, колюще-режущие предметы?
Я видел, что конвойный был расслаблен, вёл себя спокойно и не агрессивно. Поэтому я позволил себе шутливый тон:
– Откуда у меня телефоны, начальник? – ответил я. – Сижу столько лет, телефоны и в глаза-то не видывал!
Закончив досмотр, конвойный разрешил складывать разбросанные по купе вещи и вышел. Ещё через минуту меня вывели с вещами в коридор и перевели в другую камеру где-то в середине вагона. Я зашёл в купе и в полутьме различил незнакомые мне лица и кое-кого из наших.
– Здорова, мужики! – поприветствовал сидящих здесь я.
– Здоровенько были! – отвечали мне.
В таких случаях по неписаному закону тюрьмы первым поздороваться должен каждый входящий в новую камеру. Тем самым он выказывает уважение к находящимся здесь зекам, ожидая взаимное уважение в свою сторону, если, конечно… Если, конечно, считает себя равным «по жизни». Случается так, что у входящего «по жизни» не всё ровно. Если так, то входящий обязан «определиться» и рассказать, что у него «не так». «Обиженные» или «опущенные» – как раз из той категории зеков, у которых «по жизни» всё не просто. С такими в столыпине много не разговаривают и запинывают под ноги, под шконари. Считается, что они не достойны сидеть на равном положении в среде других арестантов. Если в столыпине есть свободное купе, то охрана старается посадить их отдельно во избежание различных неприятных, а иногда и опасных инцидентов.
Я сел тут же рядом у решётки. Начался неспешный диалог: кто таков? Откуда и куда еду? То же самое люди рассказывали и о себе. Через некоторое время в камеру после обыска завели наших «сусовских». Так как этот народ часто ведёт себя неспокойно и склонен к различным провокациям, охрана обыскивала их дольше и тщательнее, чем остальных. Я решил не мешать общению с вновь зашедшими в камеру и освободить место внизу. Я снял ботинки, запихнул сумки под шконарь и полез в квадратное отверстие, располагающееся сразу около решётчатых дверей камеры, которое остаётся после раскладывания второго яруса. На втором ярусе вполне комфортно могут уместиться лёжа три-четыре человека. Я не остался на втором ярусе, потому что он был уже занят, а опёршись о него ногой, полез на третий ярус под самым потолком (в обычных пассажирских вагонах там располагается полка для багажа).
Минусы третьего этажа заключаются в духоте и задымлённости от табачного дыма (покурить в тамбур зеков никто не пустит). Зато на третьем ярусе у тебя нет рядом лежащего соседа и там можно растянуться во весь рост и спокойно лежать. Конечно, самым лучшим с точки зрения удобства является второй ярус. На нём можно и лежать, можно и сесть посередине не сгорбившись. Но самое главное преимущество второго яруса – это возможность смотреть сквозь решётки в окно коридора на волю, если его откроют часовые. Само стекло окна непрозрачное, мутное. Но когда окно открыто, приспущено, обитатели верхних ярусов имеют возможность смотреть на волю, на остановках поезда видеть людей, разгуливающих по перрону. Поверьте, для зеков, которые годами видят только заборы, решётки и колючую проволоку, лицезрение воли, вольных людей – это возможность хоть на мгновение стать причастным к свободной жизни, хотя бы глазами побывать на свободе.