День без любви - стр. 14
На одной из остановок, возле дорожного кафе, за летними столиками под красными зонтами «Кока-Кола», где пассажиры, уставшие после дороги, пили кофе и, конечно же, курили, к Жене, пившей черносмородинный сок, который назывался почему-то «черен касис», подсела неопределенного возраста и очень странного вида женщина. Женщина-девушка. Точнее, девочка с глупым, исполненным наивности и восторга, лицом и фигурой перезревшей женщины лет пятидесяти. В коричневом плащике, с сальными волосами, красными щеками и мокрыми от слюны губами. «Больная», – догадалась Женя, и ей стало как-то не по себе, потому что эта ненормальная вдруг уставилась на нее и все смотрела, блаженно улыбаясь и словно собираясь что-то сказать. Она была не одна: ее сопровождала изможденная бледная женщина в строгом черном костюме. И хотя она выглядела моложе больной «большой девочки», Женя догадалась, что это ее мать.
– Вы из Союза? – наконец решилась спросить «девочка» и замерла в ожидании ответа.
– Ну… да. Из России, а что? – Грубить как-то не хотелось, но и сок словно застрял в горле. «Что ей надо, этой ненормальной? И как она узнала, что я русская?»
– Понимаете, вы покупали сок, и Надя услышала русскую речь…
– Мы будем дружить, – уверенно заявила большая Надя, счастливо вздыхая. – Я буду тебе писать, а ты – мне. Дай мне твой адрес.
– Вы извините ее, она в детстве переписывалась с подружками из Союза, – вздохнула мать, переживая за то, что доставила Жене беспокойство своей больной дочерью.
– Надя напишет, Надя получит письмо. Я люблю русских девочек.
Она склонила голову набок, и ее сальные волосы жирными сосульками закрыли половину красного от возбуждения лица.
Женя, схватив бутылку с остатками сока, бросилась к автобусу. «Из Союза…»
Больше она эту Надю с ее мамой не видела. Автобус покатил дальше, в глубь страны, в ту ее часть, где проживало больше всего болгарских турок, – в Шумен.
Глядя из окна на проплывающие мимо пейзажи, рассматривая улицы маленьких городков, Женя вдруг сравнила Болгарию с некогда цветущей и здоровой женщиной, которую бросил муж, и она захирела, зачахла, растерялась. Много старых панельных, построенных еще при Союзе, домов, магазинов, и все это соседствует с чем-то новым, чистым, современным. И в то же самое время они проезжали мимо таких древних селений, в которых могли обитать разве что тени людей, живших здесь столетия назад, – настолько все было запущено, разрушено временем, присыпано красно-желтой пылью. Когда шея устала и Женя откинула голову назад, на мягкую спинку сиденья, и закрыла глаза, перед ней возникла устойчивая, похожая на смазанный негатив картинка: коричневый, с густой шерстью, ишак, стоявший на склоне горы и поедавший фиолетовые цветы.