Демоны Петербурга - стр. 27

Я шёл, глядя на тоскливые пейзажи родного города, и чувствовал в этот момент то, чего раньше совершенно не замечал – тяжёлые, тягучие, неприятные энергии, исходившие от него. Город не стал другим, вовсе нет. Обострилось именно моё чувствование. Я глядел на обшарпанные серые стены и тёмные подворотни, из которых разило мочой, на торчащие наружу узловатые корни немногочисленных деревьев, пытающихся уместиться на крошечных пятачках земли в неприветливом пространстве, в котором нет места для природы. На трещины в камнях, проржавевшие трубы и облупившиеся металлические ограды, выкрашенные непременно в чёрный или тёмно-зелёный цвет. На унылые коричневые рамы в окнах ещё более унылых на вид старых домов, покосившиеся козырьки парадных, серую воду многочисленных в этом городе рек и каналов, прибивавшую к гранитным плитам грязно-бурую пену и мусор… Это был город-склеп. Я чувствовал, как веет смертью и страданиями из тянувшихся вдоль дороги чёрных окошек подвалов. Казалось, сейчас из-за угла покажется какая-нибудь мрачная похоронная процессия, которая пройдёт молча мимо, волоча сани, а поверх них будут лежать умершие от голода истощённые люди. Такое чувство тоски и безысходности навевал на меня рано постаревший Петербург глубокой осенью. Краски лета и красота его в период с мая по сентябрь давно уже ушла в воспоминания, и северная столица будто погрузилась в анабиоз до следующей весны. Как хорошо было здесь жить весной и летом, и как ужасно я переносил, особенно в последние годы, осенний и зимний периоды. Даже не из-за холодов, а из-за унылой серости, когда выходишь на улицу в разгар дня – а на небе, в пепельного цвета мареве, едва проглядывает бледный диск солнца, а иной раз нет и его. Неудивительно, что мой город был одним из лидеров в стране по суициду, алкоголизму и наркомании.

Добравшись до своего дома, я направился в арку, ведущую во двор. Перед входом сердце будто пыталось вырваться из груди. Пришло какое-то щемящее чувство тоски, в висках запульсировало. Я стоял, не решаясь сделать шаг в темноту двора, хотя мне было очень холодно, а на улице начинался дождь. Ледяные капли забарабанили по крышам, вода начала проникать мне за шиворот, а я так и стоял, как истукан, не в силах двигаться. Слишком свежи были мои воспоминания о последнем дне, наполненном скорбью.

Где-то во дворе громко взвизгнула дверь в парадную, нарушив сгустившуюся тишину скрипом ржавых петель, и навстречу со двора вышел незнакомый мне человек, ёжась от холода и прячась под зонтом. Его появление каким-то необъяснимым образом вырвало меня из прострации, будто сказав, что жизнь продолжается, и вот они, люди. Я шагнул в полумрак двора-колодца.