Демоны ночи - стр. 22
– Закусываешь, Ершов, – деловито констатировала она, потом взглянула на часы. – Самое время. Я, пожалуй, тоже… А из напитков еще что-нибудь имеется?
– Водка есть, коньяк, текила, абсент еще какой-то.
– Абсента можно глотнуть. Под такую закуску не грех. – Она стала намазывать хлеб маслом, а потом положила сверху толстый шмат паюсной икры. – Давай, Степа, за упокой убиенных душ… А ты, Ершов?
– Наливай.
– Господин стрингер? – Взгляд остреньких карих глазок уперся в Павла, и вновь ему почудилось в облике женщины что-то неприятное, лисье. И вела себя она весьма странно. Словно перед ним вовсе не следователь прокуратуры. Да и остальные, по понятиям Павла, мало походили на работников правоохранительных органов… – Пить будешь, журналист? – спросила Вера Сергеевна. – Надо бы. Чтобы те в могилках спокойно лежали. А то, не ровен час, вылезут. – Она хохотнула, словно пролаяла.
– Да будет он, будет… Куда денется, – ответил за Павла Ершов.
– Пусть только попробует не выпить, – зловещим тоном прошипел участковый.
– Вечно ты, Степа, людей пугаешь, – с ехидной укоризной произнесла Вера Сергеевна.
– Должность у него такая, матушка, – прокомментировал реплику участкового Ершов. – Всегда на страже.
– Я бы текилы выпил, – неуверенно произнес Павел.
– Хрен с тобой, трескай текилу, – пренебрежительно отозвался Ершов, пододвинув к Павлу квадратную бутылку. – А мы абсента попробуем.
Следователь уверенно, словно бывала здесь не раз, достала из кухонного шкафа четыре больших хрустальных стопки, граммов по сто каждая. Наполнила их.
– Ну, как говорится: земля пухом.
Все, включая Павла, выпили. Ему показалось, что хлебнул одеколону. Гортань обожгло, в горле встал терпкий горьковатый комок. Он закашлялся.
– Не в ту дырку пошло, – весело сообщил участковый. – А ничего этот абсент, крепкий…
– Ты, браток, закусывай, – ласково сказал Ершов.
Павел последовал совету, намазал горчицей ветчину и стал жевать бутерброд. На присутствующих он старался не смотреть. Те тоже ели, причем неопрятно и торопливо, словно опасаясь, что их сейчас попросят вон. Особенно громко сопел и чавкал участковый.
– Еще по одной? – предложила дама.
– Я больше не буду, – твердо произнес Павел. – Еще в редакцию надо.
– Как знаете, – равнодушно произнесла Слепцова. – А мы, пожалуй, продолжим.
Еще раньше, когда Павел только вошел на кухню, он почувствовал тяжелый сильный аромат непонятного происхождения. Хотя он казался смутно знакомым, словно пахло какими-то пряностями, но не конкретно корицей или гвоздикой, а некой смесью экзотических трав, в большинстве ему неведомых. Единственным узнаваемым ингредиентом в этой смеси ароматов оказался терпкий дух чабреца. Скорее всего во время вчерашней суеты рассыпали несколько банок с приправами. Теперь, как решил Павел, именно от этого запаха у него внезапно и сильно разболелась голова. Алкоголь только усилил боль. К тому же происходящее все меньше нравилось ему. Непонятно было, почему служители Фемиды столь бесцеремонно и нагло ведут себя в чужой квартире. Без всякого зазрения совести залезли в холодильник… пьют чужую водку… Ну ладно бы только хам-участковый… А этот Ершов?.. И уж вообще странно, что следователь прокуратуры, молодая интересная женщина, словно руководит их действиями. Первая предложила налить… А их взаимоотношения между собой… Словно сто лет знакомые друзья-приятели. И главное, почему они нисколько не стесняются постороннего человека? Ведь знают, что журналист. Считают за своего? С какой стати, если первый раз видят. Непонятно. Наверное, настало время покинуть эту компанию к чертовой матери!