Демонология Сангомара. Удав и гадюка - стр. 24
Бывший герцог перестал замечать все вокруг, вцепился в послание и медленно, пошатываясь, ушел в гостевую комнату, где просидел перед холодным камином почти с месяц без еды и дремоты. Горрон де Донталь любил менять костюмы по два или три раза на дню, но за время своего добровольного заточения с письмом в руках он ни разу не переоделся. Горрон де Донталь любил разговоры, веселье и был энергичен, как мужчина в расцвете сил, но за месяц из его спальни не донеслось ни звука. Горрон де Донталь не представлял своей жизни без женской ласки и с игривыми взмахами бровей и ухмылочками частенько являлся к Йеве в самый неподходящий момент, но за тот месяц улыбка ни разу не появилась на его губах.
Через месяц Горрон де Донталь вышел из опочивальни: как всегда, веселый и улыбчивый. Но все вокруг понимали, что эти дни стали для него, возможно, самыми ужасными. Он похоронил собственное дитя, которому отдал без преуменьшения всю свою долгую жизнь. Конечно, он знал, что Крелиос рано или поздно падет. Но одно дело знать, а другое – увидеть буквально своими глазами труп ребенка. Тогда же похоронили и его верного слугу Гиффа, который мог бы прожить еще с пару десятков лет, благо природа наградила этого вампира на удивление отменным здоровьем. Но, переживая за своего господина, в один из дней, когда тот заперся в спальне, слуга схватился за сердце и умер на руках у брата.
После всего случившегося Йева открыла для себя, что Горрон, при всем своем напускном простодушии, наверное, самый сложный мужчина в ее жизни, умело прячущий от других душу и сердце. И пусть она была для него лишь мимолетным видением в его безразмерно продолжительной жизни, обычным обещанием ее отцу, графиня все равно прониклась к плутоватому герцогу особой теплотой и стойко терпела его подтрунивания. Конечно же, не без обид, но терпела… И даже не подозревала, что Горрон, чувствуя в ее душе томление одиночества, делал это лишь с одной целью – взбодрить и растормошить.
Йева попросила слугу подать накидку и, одевшись в тонкий черный плащ, скрепленный серебряной фибулой ворона, вышла наружу. За ней последовали трое стражников, всюду сопровождавших ее по приказу герцога. Из совсем крохотного внутреннего двора, где вплотную к донжону ютились хозяйственные постройки, съедая и без того тесное пространство, она по мостику перешла в город.
– Куда вы идете, госпожа? – с почтением спросил страж.
– К площадке Бразегмаут, Сэм, – ответила графиня и, перекинув медную косу через плечо, медленно побрела вперед.
Йева шла по кривым грязным улочкам, мимо мастерских, нищих лачуг, постоялого двора и плотно куталась в плащ, словно на дворе была не весна, а зима. Трое молчаливых охранников сопровождали ее и переглядывались, когда она этого не замечала. Ничего не видя вокруг, графиня свернула за домом с соломенной крышей на узкую улочку, которая привела бы ее на площадку Бразегмаут.