Демидовы. Пять поколений металлургов России - стр. 48

Как на Никиту, так и на Акинфия Демидовых писались десятки и сотни доносов, якобы они не платят надлежащих пошлин, утаивают железо и слишком задирают цены. Особенно отличился фискал Нестеров, который вообще просил отобрать у Демидовых их заводы и передать ему, дабы он, Нестеров, мог «порадеть» за Россию «для царского величества». За каждый такой донос Никите приходилось лично держать ответ перед Сенатом. И каждый раз ему удавалось оправдаться.

Но поток доносов не уменьшался, и государственные мужи решили, чтобы покончить с делом раз и навсегда, учредить «розыск». Сиречь – разбор дела. Поручили его не кому-нибудь, а самому начальнику розыскной канцелярии лейб-гвардии капитан-поручику Ивану Плещееву[81]. Для последнего это было настоящим подарком судьбы. Он допрашивал демидовских рабочих, заковывал их в кандалы, сажал в карцер, выбивая необходимые показания. А выбивать особо ничего и не надо было: все знали, что и Никита, и Акинфий вовсю используют не только дешевую крестьянскую рабочую силу, но и вовсе почти бесплатную силу беглых крестьян и каторжан, которые стекались к Демидовым не только со всей Сибири и Урала, но и со всей Руси.

Несмотря на то, что государство передало им своих крестьян, рабочих для выполнения крупных заказов все равно не хватало. Переселять купленных крестьян из центральной России на Урал было нерентабельно. И Демидовы уже в начале своей уральской эпопеи решились на крайне опасный шаг. По всей Руси был пущен слух о том, что на их заводах с радостью принимают всех, кто не в ладах с законом. Денег дают, правда, немного, зато кормят, по праздникам – поят, дают крышу над головой и, какую никакую, а защиту от властей. И на заводы потянулись сотни и тысячи уставших прятаться беглых крестьян, разыскиваемых преступников, раскольников, дезертиров и каторжан. Условия, которые они получали на заводе, с трудом можно было назвать человеческими, но, все-таки, это было значительно лучше, чем каторга или рекрутчина. Демидовы же в их лице получали настоящих рабов. В их руках были не только сила и воля этих людей, но и их жизнь и смерть. Все они были «вне закона», они даже теоретически не могли никому и ни на что пожаловаться, потому, что их просто не было на свете. Они существовали до тех пор, до каких нужны были Демидовым.

Кого-то из этих подпольных рабочих можно было «легализовать». Самой обширной категорией «нелегалов» были беглые крестьяне. С ними было проще всего: заводчики имели право брать их на работу, но при официальном оформлении за каждого из них надо было платить по 100 рублей «пожилых денег», а за раскольников – по 200. У Демидовых таких крестьян были тысячи и такая официальная дешевая рабочая сила становилась для них довольно дорогой. Поэтому часто такие рабочие кадры жили в демидовских слободах, откуда «выдачи не бывает», просто как «пришлые люди» без документов. Возиться с такими «пришлыми» было себе дороже. На допросах они отвечали, что сами родом из какой-нибудь далекой-далекой деревни, пришли сюда наниматься на работу, а документы потеряли, или их украли по дороге. Либо, что они идут с юга России, а село их было сожжено шведами. Официально их можно было отправить на ту же каторгу лет на пять за бродяжничества, но для этого надо было провести официальный сыск – отправить запрос в ту самую деревню, про которую говорил фигурант, а потом ждать ответа. Год, или полтора, или несколько лет, ибо бумаги в ту далекую эпоху имели неприятную особенность легко теряться, а деревянные дома местной администрации, в которой только и могли подтвердить или опровергнуть слова «пришлого» – гореть вместе со всеми документами. Поэтому, обычно с «пришлыми» не связывались, и давали жить, как и где придется. В конце концов, для поиска «беглых» существовали особые команды, вот они этим и должны были заниматься. Но команд таких и в европейской части России было недостаточно, что уж говорить про Сибирь и Урал. И нет ничего удивительного в том, что именно здесь якобы «пришлых» было особенно много. Из 1373 дворов, приписанных к Уктусским заводам, 372, согласно данным переписи, принадлежали «пришлым людям», а Уткинская слобода, в которой проживало около полутысячи душ обоего пола, их концентрация приближалась к ста процентам. Пришлые, за неимением земли, занимались поденной работой, податей не платили, но и особых забот местному начальству не добавляли. Более того, они были крайне заинтересованы в них, поскольку именно пришлые составляли основную массу рабочих казенных заводов, а поэтому, как утверждал тот же Татищев, если беглых с Урала вернуть, на заводах никого не останется и их придется закрыть. Сами же «беглые» почти ничем не рисковали. При обнаружении максимум, что могли с ними сделать, так это вернуть хозяину, как потерянную и найденную собственность. Конечно, хозяин мог его наказать, высечь, но не больше. Это было просто нецелесообразно: кто же будет портить свою же рабочую собственность?