Дело трезвых скоморохов - стр. 22
– Тсс! Ужо я Фому Еремеева с ними отправила, а про тебя, касатик, сказала, будить‑де не велено! Не ровён час, осерчает батюшка участковый, так и расследования никакого не сообразуется…
– А кто был‑то? – так же шёпотом поинтересовался я.
– Да купец Обмылкин с приказчиками, начал было мне тут нрав проявлять, тебя к ответу требовать… Да я ему быстро заворот дала, впредь в отделении глотку драть не будет!
– Заколдовали?!
– Самую чуточку… – несколько смутилась бабка. – Поменяла голос с мужского на бабий. Он и теперича орать горазд, да только то‑о‑ненько так, что самому стыдобственно…
– Бабушка! Вы же слово давали! Мы сколько разбирали с вами противозаконность и неэтичность применения колдовства против…
Яга молча сунула мне под нос толстенную девичью косу, соломенного цвета, в метр длиной, с атласной жёлтой лентой. Так… значит, проблемы пошли колесом по второму кругу. Я тихо опустился на скамью, достал из планшетки блокнот и приготовился записывать.
– Дочь купеческая по вечеру в хоромы отцовские не вернулась. Зовут Глафирой Потаповной, росту среднего, весу крупного, одета сословию соответственно. Заявление от батюшки ейного, горлопана, я самолично приняла. Ныне стрельцы его до дому провожают, по спине хлопают, успокоения ради. Почерк преступления всё тот же – девицы нет, коса вот она.
– Откуда коса? – уточнил я, доподлинно зная, что она ответит.
– Знамо дело, у Митеньки из‑под подушки выдрала, – ровно кивнула бабка. – Он‑то спит, аки младенец нетронутый, а я, старая, решилась своим умом следственную версию проверить – вот и нашла…
– Что ж, – задумчиво протянул я, – по крайней мере, теперь точно известно, что Митька ни при чём. Кто‑то дважды подставил его, извращённо, но однообразно. Законный вопрос: кому он так помешал?
– Не о том думать надо, а как мальчишечку нашего от обвинений облыжных уберечь. Не ровён час, Брусникины с Обмылкиными у отделения столкнутся да бедами своими взаимно поделятся – шуму буде‑э‑эт…
– Согласен, – решился я, – завтра же утром собственной рукой подпишу этому обормоту приказ об увольнении в отпуск. Пусть отправляется к маменьке на деревню, а мы уж тут сами как‑нибудь…
– И то верно, – согласилась Яга, – пущай девкам тамошним тесто немецкое на уши вешает, от греха подальше. А то ить когда он меня едва ли не при всём честном народе…
– Там был только я.
– Ни за что ни про что холерой обозвал…
– Холерическим психотипом.
– …Вот и поглядим, какими словами он теперича маменьку свою родную накроет. А Кнута Гамсуновича я впредь за переводы книжек таких оскорбительных и на порог не пущу!