Размер шрифта
-
+

Дело толстых - стр. 40

– К себе? – усмехнулся Гудвин.

– Могу и к себе. Пусть служит Боре напоминанием лучших дней.

– Перебор, Домино, – бросил Вова.

– Согласна. Но и жизнь, милый, штука не простая. Научит смеяться сквозь слезы.

– Может, и мне поможешь? На Ляльке оженишь? – внезапно озлился Гудвин.

Марта улыбнулась:

– Много чести. Тебе.

– Смотри, Домино… я вольный ветер… меня Лялька уже того… в Кашине мужем назвала.

Домино нахмурилась. Главбух «Гелиоса» была ее единственной подругой в этом городе.

– Вова, обидишь Лялю – мы враги. Не посмотрю на раны и заслуги. Я, дорогой, свою совесть в детстве с соплями съела.

– Заметил, – сквозь зубы просипел Гудвин. – Но и ты, Домино, учти. Я тоже не фраер…

Марта внимательно посмотрела на бледное, в каплях испарины лицо мужчины. Сквозь наркотический туман проступил иной, точнее, прежний Вова Гудвин – неприрученный зверь, готовый к атаке. Несколько дней, проведенных в одной упряжке, ничего не изменили, Вова не был готов подчиняться, мгновение – и оскалит зубы.

И ломать окровавленного зверя бесполезно. Голову ему дурманит уже не наркоз, а страх остаться в капкане. Только отвернись – и вцепится в горло.

Словно учуяв неуверенность Марты, Гудвин прохрипел:

– Ты мне фуфло не заправляй… я тебе не фраер, – повторил с угрозой, – мне тебя загасить как на стену пописать… Ты Ляльке скажи…

– Ничего говорить не буду, – оборвала его Марта, – не ко времени. Сам потом разберешься…

– Знаю я, как потом все будет… – хрипло проговорил Гудвин. – Ты у нас за чужой счет баба шустрая… Но и я не пальцем деланный, учти…

Ох как не вовремя затеял Вова выяснения – кто кому Вася! Не до Ляльки сейчас, дела надо делать.

– Проехали, Вова, – примирительно сказала женщина и погладила руку сообщника. – Сейчас я тебе быстро обрисую, чего и как Боря говорить будет…

– Мне это без интересу, – перебил Гудвин. – Я барабанить не буду. Пусть другие поют, ворам…

– Ба! – воскликнула Марта. – Сколько пафоса! Когда это ты, Вова, вором-то успел стать?! На малолетке, что ли?

Если бы у Гудвина хватило сил, он бы ударил Домино. Но капельница на правом локте впилась иглой, а левая, заштопанная сторона была как мертвая. Вова лишь саданул взглядом по накрашенным губам и дал себе слово не спустить насмешки.

Два страшных человека смотрели друг на друга и понимали, что нуждаются в согласии.

– Извини, Вова. – Домино отвела глаза, вспыхнувшие злобой под ресницами, опустила голову и прошептала: – Помнишь, как Князюшка говорил: блатного пожалеть – только обидеть. Если ты, Вова, назвался вором, то терпи. Не жалься. Можешь молчать, заяву не писать. Пулю из стены извлекут и дело по факту возбудят. Никуда девчонка не денется… Лучше дай телефончик твоего старлея, я ему сама позвоню. Вдруг девушка, как Моника Левински, белье не стирает, а там твои следочки. Подстраховаться надо. Так что давай своего лейтенанта страшного…

Страница 40