Дело о Медвежьем посохе - стр. 35
– Филипп Игоревич, мне бы с постоем определиться, и вот еще какое дело…
– Так что определяться? Глаша, Глафира!
В дверях как из-под земли возникла запыхавшаяся Глафира.
– Дуй к Марфе, пусть перины взбивает, новый хозяин скоро к ней будут, да помоги ей там, чтобы господину доктору не утомиться ожидаючи!
– Так Филипыгорич, ужо взбито, выметено и нагрето все. Водка стынет, самовар под парами!
– Избу тебе, Георгий Иванович, уж такую знатную нашли! Дом новый, чистый, теплый, а уж хозяйка в нем!.. Марфой звать. Девка сноровиста, умела и мила, да-с, очень мила. И освободилась недавно, и не то что пришила кого-с, а за саргу липовую!
– Что-что? – не понял доктор.
– Блины пекла! – козырнул знанием каторжного жаргона Старопосадский. – Подбил ее ухажер на фальшивомонетничество, а сам и сгинул. Баба-то и приняла грех на себя. Любила, стало быть. Марфа-то хорошая бабенка, ага-с. А с моей Глашей подружки. Ежели что выкамарит, так я мигом узнаю.
Старопосадский с особым выражением подмигнул Глаше, она в ответ улыбнулась, привычно сложив руки на животе.
По едва заметной фамильярности в обращении девки с хозяином Георгий понял, что отношения жильцов этого дома отнюдь не формальные, и ему на миг стало неловко.
«Ну, в каждой избушке свои погремушки», – подумал молодой врач и вновь попытался приступить к выполнению своей миссии.
– А что, Филипп Игоревич, народец здешний шалит?
– Да уж отшалили свое, баловники. Которые шустрее и совсем без царя в голове – те в бега норовят, да только дело это гиблое.
Родин насторожился, Старопосадский сам вывел беседу в нужную сторону.
– Уж так и гиблое? Какое-никакое подобие воли.
– Да опомнись, Георгий Иваныч, ты тайгу нашу посмотри! Это ж какой страх должен быть, чтобы в их одежонке да без харчей в наши леса податься! Тут ведь не Сибирь, это там мужики беглым помогают. А тут сами нищие! – Филипп Игоревич поднялся со стула и, подойдя к окну, задернул занавески. – Ни краюшки не вынесут! Даже птицы не живут, редко где медведь пройдет, снегу за ночь аршин наметает, а уж ветры какие!.. К югу еще так-сяк, и климат помягче, там беглому выжить проще. А наши все больше убежать-то убегут, а выхода найти не могут. Так и кончается их жизнь непутевая под голыми елками.
– Бедняги! И на воле кое-как жили, и здесь неприкаянные…
– Ты, мил друг, с этими беднягами особо не дружись, не нежничай! Им ножом кого пырнуть проще, чем тебе высморкаться! Они ж за дровами ходят не иначе как с ножом за голенищем. А уж воруют как! Каторжных не пускают даже пароходы разгружать – вмиг все растащат, труба да якорь останутся.