«Дело» Нарбута-Колченогого - стр. 10
«– Ваш журнал должен быть свежим, молодым. ‹…› – Хорошо было бы, – заметил вдруг, пожевав губами, Блок, – если бы „Гаудеамусу“ удалось выцарапать рассказ у Аверченко. Прекрасные рассказы у него, настоящие. Думаю, что Аверченко самый лучший сейчас русский писатель. Вы не гонитесь за эстетикой, а вот Гоголя нового найдите. А то – очень уж скучно».
Но юные издатели журнала прислушались не ко всем советам мастера: «Всей коллегией мы, помнится, навестили Блока два раза. И Александр Александрович не особенно одобрял наш „Гаудеамус“, плывший по морю символизма на полных парусах».
19 марта 1911 года Нарбут писал Брюсову: «Позвольте выразить Вам душевную благодарность всей редакции за внимание, оказанное Вами «Gaudeamus’у». Мы приложим все силы, чтобы поставить наш орган на должную высоту: будем бороться с рутиной, шаблоном и улицей, и – никогда не сольёмся с ею: лучше – смерть издания, чем войти в русло такого литературного течения…»
Предсказанный в этом письме финал скоро наступил – 5 апреля 1911 года Нарбут сообщил Кузмину: «Вчера на нашем заседании окончательно выяснилось, что прежнее ведение «Gaudeamus’а» невозможно: издатель предложил такие условия, на которые я никак не мог согласиться… Посему пасхальный (вообще очень беспорядочный) номер будет последним, вышедшим под бывшей редакцией. Из стихов, что было лучшего и набранного, я вместил всё в этот последний номер».
Журнал просуществовал меньше года. То ли прогорел, то ли проспорил себя в недрах редколлегии (в её прощальной вежливой перепалке с издателем обе стороны выставляют ту и другую причины). Но он был еженедельным. Всё-таки вышло 11 номеров. И подписчики «Gaudeamus’а», кроме перевода Блока, прочли много новых стихов, олицетворивших поэзию весны 1911 года – от Валерия Брюсова и Вячеслава Иванова до Максимилиана Волошина и Георгия Чулкова. «Gaudeamus» вместе с «Аполлоном» открыл читателю Анну Ахматову – первые её публикации прошли в трёх номерах именно этого издания.
Нарбут же публиковал свои стихи в этом журнале регулярно. Но стихи его были уже несколько иными, чем раньше – и похожими, и не похожими на свой «первый год творчества».
Это именно 1911-й год и поставил поворотную веху столбовой дороги русской поэзии. И решительный шаг на этом повороте сделал Владимир Нарбут – для него этот год был очень важным в его творчестве. Вместе с другими молодыми писателями он стал постоянным посетителем поэтического салона Вячеслава Иванова и его же «Академии стиха», которая собиралась в редакции «Аполлона», где старшие символисты оценивали произведения молодых. В октябре 1911 года молодые создали себе «Цех поэтов» по характеру ремесленных гильдий во главе с уже известными Гумилёвым и Городецким – и сюда же вошёл и Владимир Нарбут, сблизившийся с кругом будущего «Цеха» и ставший адептом зарождающихся идей «адамизма» и «акмеизма».