Дело марсианцев - стр. 52
– Да уж, трудов тут потрачено! – восхищенно воскликнул поэт. – Не менее, чем я на глупые вирши часов перевел. Однако ж он добился куда более моего…
Граф Балиор даже отчасти позавидовал нечеловеческому упорству товарища, который положил колоссальное количество сил и знаний на алтарь умыкания возлюбленной. А вот у самого Тихона, как он себе с сожалением признался, на подобное самопожертвование не хватило бы ни того, ни другого. Ему лишь бы стишата скабрезные сочинять да гуляк трактирных ими веселить!..
Поэт откинул с верстака кусок холста и воочию убедился в существовании летающего механизма. Тот был в мельчайших подробностях, а не схематично и фрагментарно, показан на обширном листе бумаги, склеенном из малых частей. Каждая шестерня изображалась на плане купно с присущими ей размерами, и все ремни имели длину и толщину. Тот только Тихон увидал, каким способом Акинфий перенес плененную девицу в узилище – в низу конструкции имелось подходящих для человека размеров плетеное лукошко. Сам же воздухолет простирался в длину на две сажени, в толщину и высоту на одну, и лопасти у него достигали трех сажен каждая. Было их четыре, и все, как предположил поэт, действительно съемные.
– Я знаю, где брат, – услышал поэт и обернулся. Глафира с хмурым видом протягивала ему сложенный вчетверо крупный лист. – Там крестик стоит…
Тихон развернул на столе карту ближних городских окрестностей. Она была весьма подробной и точной, насколько можно было судить по известным Тихону весям, оврагам и ручьям окрест его собственной усадьбы.
– Устьянский рудник! – воскликнул он, когда прочитал подпись возле нарисованного чернилами косого крестика. – Он же давно заброшен! Туда двадцать верст скакать… Можно ли нам на этот знак полагаться? Вот если бы заимка или еще какой домишко. И где там устроить узилище, в шахте?
– Эка витийствуете! – фыркнула девушка. – Днесь-то я понимаю, отчего вы охотничьим рединготом запаслись, Тихон Иванович. Небось еще и кинжал вместо шпаги прихватили? Драться с Акинфием станете?
– Не собираюсь я с ним драться, что за глупости.
– Так зачем тогда мчаться надумали?
– Предостеречь, спасти! В острог ведь угодит, недотепа!
– Уж наверно, Акинфий обо всем подумал, когда похищение Манефы замышлял. Какие вы можете привести убедительные доводы, чтобы он отрекся от замысла и послушался вас, Тихон Иванович? Коли уж он решился на такое, так наверное неспроста!
Глафира была, конечно, во всем права. Но оставить все как есть, промолчать и отправиться домой поэт бы ни за что не смог. Помимо того, что ему была невыносима сама мысль, будто Манефа сейчас подвергается соблазнению, так еще и беспокойство за товарища снедало! Он ведь страшно рискует, фактически ставит себя вне закона. Положим, Тихон не кинется рассказывать коменданту о своих открытиях, но не может ведь этот дурак Маргаринов всю жизнь провести в катакомбах заброшенного рудника? На что он неповинную Манефу обрекает?