Дело марсианцев - стр. 32
– М-м-м… «Сеновал» называется. Ну… Позвала меня девица в сене жо… э… Ой. Покрутиться. Там же неприличные слова через одно. Может, не надо?
– Надо, Тиша, надо.
– Ладно, тогда я лучше другое почитаю.
И поэт приступил к сбивчивой декламации своего последнего эротического творения. Поначалу он еще отводил взгляд и проговаривал слова без всякого чувства, но постепенно забыл обо всем и преисполнился тайного, стыдного восторга, и при каждом толчке Манефиных ладоней – а она направляла его к перилам – словно адское пламя вспыхивало в низу живота. Источником его были девичьи затуманенные глаза.
Когда Тихон уже не мог отступать, руки Манефы скользнули ему под тогу и еще дальше, миновали верх кюлотов и словно жаркие змеи устремились вниз по его бедрам. Девушка по-кошачьи прижалась к поэту и вдруг стала опускаться на колени.
В этот момент застежка тоги на плече отскочила и со звоном упала на камень.
– Постой, – булькнул Тихон. – Что ты творишь?
– Чем тут не сеновал? – отозвалась Манефа куда-то ему в пупок, добавив к дыханию язык.
– Подожди. – В мочевом пузыре поэта с внезапной мощью разлилась боль, прямо-таки резь. – Я сейчас не могу, мне в уборную надо.
– Давай с балкона, – приказала девушка и отодвинулась, поднявшись. – Минутное дело… И сразу продолжим. Ты мне еще что-нибудь такое же гадкое почитаешь. – Она облизала губы и повела телом, словно кобра перед броском.
С порывом прохладного ветра в голову Тихона робко вернулся разум.
– Но как же?.. Ведь там люди. Я не могу полить им головы, и вообще… Нет, мне неудобно. Нехорошо как-то, Манефа, неподходящее тут место. Пыльно и холодно.
– А где подходящее, в супружеской постели? – криво усмехнулась она и отвернулась. – Боишься, что ли?
– Н-ну… Не то чтобы… А если услышат, войдут? Давай внутри где-нибудь, – уже чувствуя, как Манефа отдаляется от него, в панике прошептал поэт и шагнул к ней, чтобы обнять. Но девушка выставила руку и не позволила коснуться себя.
– Ступай, – равнодушно сказала она, – сама справлюсь…
– Мне вернуться?
– Ступай, говорю. Можешь идти в свою уборную и не возвращаться. Пугливых не люблю.
Почти ничего не видя, Тихон пошарил в листьях, пытаясь найти застежку, но та как сквозь камень провалилась. Зато под руку подвернулась маска. Терпеть больше было невыносимо, и он дрожащей рукой повернул ключ и с трепетом шагнул в душную библиотеку, раздвинув телом портьеру.