Дело Эйр - стр. 23

Улыбнулся и был таков.

Мы с Колымагги пожали друг другу руки. Он улыбнулся, хотя нынешнее задание ему явно не слишком-то нравилось. Сказал, что рад знакомству, затем подсел к Орешеку и заговорил о результатах скачек.

Я побарабанила пальцами по обложке «Джейн Эйр», которую оставил мне Тэмворт, и сунула книгу в нагрудный карман. Собрала кофейные чашки и отнесла их на кухню, к потрескавшейся эмалированной раковине. В дверях появился Колымагги.

– Тэмворт сказал, что вы – литтектив.

– Тэмворт правильно сказал.

– Я тоже хотел быть литтективом.

– Да? – ответила я, пытаясь найти в холодильнике хоть что-нибудь купленное позже, чем год назад.

– Да. Но мне сказали: знаешь, парень, прочитай сначала парочку книжек.

– Это помогает.

В дверь постучали, и Колымагги инстинктивно схватился за пистолет. Он был куда более настороже, чем казалось.

– Спокойно, Колымагги. Я открою.

Он подошел со мной к дверям и снял пистолет с предохранителя. Мы обменялись короткими понимающими взглядами.

– Кто там? – спросила я, не открывая двери.

– Здравствуйте! – послышался ответ. – Меня зовут Эдмунд Капиллари. Вы никогда не задавались вопросом, действительно ли именно Шекспир написал все эти чудесные пьесы?

Мы облегченно вздохнули, и Колымагги снова поставил пистолет на предохранитель, выругавшись себе под нос:

– Чертовы бэконианцы!

– Спокойно, – ответила я, – законов он не нарушает.

– А жаль.

– Тсс.

Я отворила дверь, не снимая цепочки, и увидела маленького человечка в мешковатом вельветовом пиджаке. Вежливо, с нервной улыбкой, приподняв шляпу, он держал перед собой удостоверение с загнутыми уголками. Бэконианцы были чокнутыми, но по большей части совершенно безобидными. Их жизненной целью было доказать, что величайшие пьесы, написанные на английском языке, принадлежат перу Фрэнсиса Бэкона, а не Уилла Шекспира. Бэкон, согласно их вере, не получил заслуженного признания, и теперь они без устали восстанавливали справедливость.

– Здравствуйте! – радостно поздоровался бэконианец. – Могу ли отнять у вас немного времени?

Я медленно отчеканила:

– Чтобы вам удалось заставить меня поверить в то, что юрист мог написать «Сон в летнюю ночь», я должна быть намного ненормальнее, чем кажусь.

Но отшить бэконианца с маху не получилось. Он явно любил спорить и не смущался слабостью своих аргументов. Наверное, по жизни он работал страховым агентом.

– Но не настолько ненормальной, чтобы предположить, будто бы школяр из Уорвикшира, почти без образования, мог написать произведения, вошедшие в вечность!

– Нет никаких свидетельств тому, что у него не было формального образования, – спокойно возразила я, вдруг ощутив удовольствие от ситуации.