Делл - стр. 31

У кинотеатров кружили толпы желающих посмотреть новые, вышедшие на экран только этим вечером, картины. Через стеклянные двери было видно длинные, завитые, словно змейки, очереди, растянувшиеся почти до самого выхода.
Когда я в последний раз ходила в кино?
Два года назад – услужливо подсказала память. Когда Мик, пилот из «Кину», с которым я встречалась, был жив. Как раз за несколько месяцев до случившейся трагедии. Чтобы настроение не съехало до неприятной отметки, я переключила внимание на молча управлявшего Неофаром водителя.
Дэлл.
Я незаметно и тихо вздохнула. Красивый он все-таки мужчина. Жаль, что придя в мою жизнь только вчера, сегодня он уже исчезнет из нее. Как быстро. И не пообщались.
От этой мысли сделалось грустно. Человек, считающий себя рабом, ни за что бы добровольно не стал разговаривать с хозяином, это я понимала. И почему мне в руки попал именно нож, а не билет на телешоу «первое свидание», где такой вот красавец бы расположился в кресле напротив? Тогда не возникло бы гнетущей тишины, и не оказалось бы трехметровой по толщине стены в глазах, через которую не пробраться, как ни старайся.
Вряд ли он понимал, что прохладца в его взгляде лишь добавляла привлекательности, а ленивая, чуть настороженная манера поведения, заставляла следить за каждым жестом и скупо брошенным словом.
Как ни странно, но чем больше времени я проводила в тихом салоне машины, тем меньше мне хотелось возвращать нож. Нет, то был вопрос эмоциональный, логика знала, что предмет будет возвращен в любом случае. И если я все это время тактично и скромно смотрела в окно, то маленькая Меган, забравшись на иллюзорный подлокотник дивана, во все глаза смотрела на Дэлла. Причем, смотрела, как на продавца игрушек: жадно, с любопытством и щенячьим восторгом. Ей отчего-то казалось, что это заколдованный принц, к которому стоит лишь приблизиться, и мир тут же вспыхнет снопом разноцветных искр и зазвучит хрустальными голосами небожителей.
Я, в какой-то мере, была с ней согласна.
Узнать сидящего рядом человека хотелось. Но стоит отдать нож, и он тут же растворится в неизвестном направлении. И не отдавать нельзя. Дилемма.
По приборной панели плыл отраженный свет уличных фонарей.
Зверем невозможно любоваться, пока он находится в клетке. Лежащий в дальнем углу, с закрытыми уставшими глазами, худой, с пыльной шерстью, он всего лишь жалкое подобие, далекий отзвук, тусклое воспоминание того сильного и грациозного животного, каким был на воле. Там, среди вольных просторов, его шерсть бы блестела, шелковисто переливалась, взлетала и опадала от быстрых отточенных движений – любоваться таким было бы одно удовольствие.