Делирий - стр. 13
После ухода мальчика я ещё немного подышал воздухом напоённым ароматом жжёного кофе и направился в сторону летнего кинотеатра. Он находился на территории стадиона, и работать начинал только с мая, а заканчивал демонстрировать фильмы в августе. Сейчас шёл октябрь и, значит, внутри огороженной площадки кинотеатра, с его лавками для зрителей, будками киномехаников, подсобными помещениями, был пуст.
Я перелез через ограду забора кинотеатра и, выбив дверь в одной из будок, проник внутрь. Меня встретила затхлая темнота, отдающая старой мочой и прелой сыростью. Идеальное место для перемещения. Закрыв за собой дверь, стоя в полный рост, я видел вертикальную полоску света, прислонившуюся к стене напротив меня. Всё своё внимание сосредоточил на полоске. Медленно досчитал до ста, стал дышать быстро и глубоко, помогая себе диафрагмой, толкая воздух, словно комок холодного студня, заставляя себя заполнить кислородом все свои капилляры, вены и артерии. Гипоксия наоборот.
Полоска света ширилась, росла, изгибалась окутывая меня, засасывая силой, пришедшей из далека, настроенной на мой биоритм, пока меня не вбросило промеж вибраций молекул окружающей действительности, переводя меня в волны, бегущие с другой амплитудой и частотой, отличной от вибрации предметов параллельной вселенной. Не материя, а состояние. Время убыстряло свой бег, открывая моему сознанию огни разграничительных полос шоссе, ведущего в никуда. Я перемещался…
Очнулся я от чувства знобливого холода. Открыв глаза, я увидел нависающий надо мной белый потолок. Хотелось встать, но сделать и небольшое движение конечностями, туловищем я не смог, как ни напрягался. Мне оставалось лишь крутить головой. Хотя бы она меня слушалась. Стены комнаты, в которой я лежал, были почему-то закрыты матрасами. Что за йухня? Где я? Может, произошёл сбой?
Подъём головы больше чем на пять сантиметров от подушки вызывал острую боль в районе лобных костей. А ещё нестерпимо болела поясница. Каждое движение глаз сопровождалось ощущением их трения по живому от насыпанного под мои веки раскалённого песка. Меня, обёрнутого в мокрые полотнища, привязали ремнями к койке!
Вскоре в палату (а я лежал в палате: ну а где же ещё как ни в ней?) зашла тётка в роговых очках с толстенными линзами, в белом коротком халате, не закрывающем её толстые ноги. Выглядела она злобно: насупленные брови, тонкие искривлённые губы, грубо намазанные помадой дикого розового цвета. Она посмотрела в мои глаза, повернулась к оставленной открытой двери и сказала:
– Переверните пациента.