Декабристка - стр. 3
Новорождённая кричала по ночам и быстро надоела старой грымзе. Кроме того, её знакомые шептались, что дочка со-вер-шен-но чужая кровь. Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Что ужасно бесило старого козла, мужа старой похитительницы детей.
И, как наигравшись и наскучив щенком или котёнком, их выбрасывают – так они выбросили из своей жизни чужую девочку. Сдали в детдом №8. Я не ошиблась? – женщина вскинула красивые глаза на Грушку. – Как только станешь совершеннолетней – я заберу тебя. Знай, что я всё время незримо наблюдаю за тобой. А пока возьми вот этот амулет, серебряный перстень».
– Врушка, брехушка! Не слушайте её!
– А это что? – Грушка вертела под носом у подруг тяжёленьким перстнем, в завитушках чернёного серебра. Чтобы оно не спадало, Грушка перетянула палец канцелярской резинкой. – Откуда оно у меня?
Против перстня не поспоришь. Девчонки разглядывали, трогали перстень, просили померить. Фигушки, иначе он сразу потеряет волшебную силу оберега.
Нет, но что за народ? Объясните, почему так устроены люди? Почему не верят в хороший, счастливый конец? По-ихнему всё должно обязательно закончиться плохо. Вот тогда они с готовностью назовут это «жизненной и правдивой» историей и поверят Грушке.
***
Как муху на мёд, Грушку тянуло в недавно открывшийся торгово-развлекательный центр. Он находился на окраине города в бывшем громадном заводском сборочном цехе. Его отчистили, отмыли, обили снаружи нарядным сайдингом и развесили яркие рекламные щиты.
Пустили невиданный в городе, резиново шелестящий, навевающий сквознячки эскалатор. Он возносил людей в стеклянные бутики, в ароматные кофейни и ещё выше: в боулинг и кинозалы.
На первом этаже был гипермаркет. Здесь высокие потолки подперли гигантскими колоннами из прозрачного пластика. Колонны были полые внутри: в них насыпали муляжи бананов, апельсинов, румяных яблок, сосисочных гирлянд, конфет. Набили мягкими игрушками, воздушными шарами, разноцветными мячиками. Казалось, крыша парит в воздухе на горах игрушек, связках сосисок, на конфетных столбах и фруктовых спиралях.
Здесь всегда стоял ровный гул от кондиционеров, холодильных камер, ненавязчивой радиорекламы и тысяч голосов. Это был самый большой ТРЦ в городе, и стоянка всегда была забита машинами. Служители бегали рысью, не успевая подбирать брошенные всюду проволочные тележки.
Как мотыльки на тепло и свет, сюда робко тянулись и простые граждане. Удивляясь, что их никто не гонит из этой роскоши, они мечтательно бродили среди сверкающих витрин. Долго выбирали, приценивались и брали самую тонкую пластинку плесневелого, безумно дорого сыра или нежной розовой ветчины. И, досыта покатав детишек на бесшумной дорожке эскалатора, уходили в дождь и промозглую тьму – счастливые, обогретые и обласканные, чувствуя себя прикоснувшимися к чужому шику и сервису, будто за границей побывали. Даже пьяные здесь боязливо и смущённо приглушали мат. Товарки толкали их локтями. «Ты чо?» – «Через плечо да по лбу, вот чо».