Давай отпразднуем развод - стр. 23
В восемь лет Гвин услышала, как Миа Робински из второго класса рассказывала, что у всех классных девчонок кудрявые волосы и их нужно укладывать арахисовым маслом. Миа сама вручила Гвин банку с маслом. Гвин всю ее израсходовала, нанося вязкую и клейкую массу на светлые локоны от корней до кончиков, пока волосы не запутались в узлы. И не затвердели. Мэгги сделала все по инструкции Миа.
Позднее именно отец мыл голову Гвин смесью кетчупа и уксуса в кухонной раковине, а она кричала и плакала от жжения и обиды за потерянные волосы. Несмотря на истерику дочери, отец был невозмутим.
– Гвин, ты воплощение любви, – говорил он. – А Миа только зародыш. Она пока только учится.
– Учится чему? Как быть кем? Стервой?!
Отец ее ударил. Не очень сильно, но все же ударил. Влепил пощечину.
Лишь дважды он применил по отношению к ней физическую силу. Второй случай произошел, когда она залезла в косметичку матери и чуть не отрезала себе палец лежавшими там ножницами. Он ударил ее по руке. Чтобы не причиняла себе боль.
Неправильно было не только злиться на других, но и не оказывать им постоянного сочувствия. Этот урок Гвин получала всякий раз, когда к дому приходил очередной болеющий или страдающий прихожанин. Подробности их историй уже не имели значения. Они стали едины: мужчина, страдающий от того, что беременная жена от него уходит; женщина, с которой отказывается разговаривать умирающая мать; мужчина, бывшая жена которого потеряла все сбережения из-за финансовой пирамиды. Тяжелее судеб не придумаешь. Голос ее отца всегда раздавался, словно одна и та же спокойная мантра: Мы должны понять, как двигаться дальше, и простить. Должны.
Гвин кажется, что именно поэтому отец никогда особо не следил за тем, что у нее получалось и в чем она преуспевала. Иначе Гвин чувствовала бы, что к ней относятся по-особенному, и злилась на тех, кто ее не хвалит.
Должны двигаться дальше. Должны.
Гвин делает круг вокруг аэропорта и возвращается, проезжает мимо знака «Низколетящие самолеты» и тут же замечает Томаса. Он стоит у бордюра в белом свитере с круглым вырезом и в брюках цвета хаки, с сумками у ног и застывшим взглядом следит за электронными часами у входа в аэропорт.
Кажется, Томас злится. Можно себе представить, как он злится из-за того, что, прилетев, не нашел ее в аэропорту и не мог дозвониться, так как Гвин не брала трубку. Но стоит ей подъехать, как он оттаивает и радуется, что она его не бросила. На лице появляется улыбка, он ей машет. Томас и отец Гвин похожи своей невозмутимостью. Томас почти невозмутим. Как ее отец. Как Будда. Ей остается лишь улыбнуться в ответ. Она любит его лицо. Даже сейчас.