Дары ненависти - стр. 45
– Благодарю, – отозвалась Грэйн, забираясь на подножку, – вы весьма любезны.
Восславив Локку и Морайг, она с радостью приняла предложенный серебряный стаканчик и выпила, а затем почти сразу же заснула, убаюканная мерным покачиванием экипажа и долгожданным теплом. Флотские всегда жили комфортней армейских: карета обычного морского лейтенанта оказалась даже с печкой – немыслимая роскошь по армейским меркам! – так что теперь Грэйн могла быть спокойна за свое здоровье. Что же касается безопасности пути, так она и прежде не беспокоилась на этот счет – за триста лет регулярных показательных казней Вилдайр Эмрис преступность искоренил настолько, что и впрямь невинная дева с кошельком золота могла обойти все Острова и не пострадать, так что же говорить об усталой замызганной женщине-прапорщике с полупустым дорожным мешком?
Со столь милостиво посланным Локкой попутчиком позевывающая и вздрагивающая от недосыпа Грэйн рассталась у Речной заставы, как и было обещано. Посвященный Морайг покатил дальше, одним только видом своей кареты и лошадей демонстрируя глубочайшую пропасть между армией Ролэнси и ее великолепным флотом. Довольно-таки жалко выглядящая в измятой шинели и грязных сапогах, непричесанная и немытая Грэйн не стала провожать завистливым взором этот символ недосягаемого статуса. Бессмысленно мечтать о несбыточном, надобно посвящать свои силы тому, чего и впрямь можешь достигнуть. Тем более что на оживленных даже в этот утренний час улочках предместий Эйнсли, жемчужины в островной короне, сама прапорщик ир-Марен была для многих объектом зависти.
Она предъявила подорожную полицейскому сержанту на заставе и, привычно поддернув лямку мешка, вступила на мостовую города, где не была последние пятнадцать лет. Впервые попадающий в лабиринты рабочих предместий Эйнсли, прокопченных угольным дымом и пропахших рыбой, неизбежно рискует заблудиться. Но Грэйн, к несчастью, успела неплохо изучить эти самые улочки, тупики и дворы за проклятые годы нищеты и выживания, что опальное семейство провело именно здесь. Она и хотела бы, возможно, не помнить каждый поворот Торфяной дороги, по которой сейчас шагала, но не смогла бы забыть при всем желании. От прошлого не скрыться даже под офицерским мундиром. Оно настигает внезапно, вползает в ноздри запахом горящего в очагах торфа, смолы от лодочных сараев, гонит мурашки по спине от скрипа блоков и канатов и визга пилы на верфи, врывается в уши душераздирающими пронзительными воплями девчонки-разносчицы:
– У-у-устрицы!!! А кому свежие у-у-устрицы-ы! Све-е-жие у-у-устрицы!