Дарующий мир - стр. 11
-Извини, Настя звонит.
Я понимающе кивнул, подхватив свою сумку и повернув к ближайшему киоску, продающему кофе. Быть свидетелем чужого разговора мне не хотелось: пожелает, потом сам расскажет. У нас со Стасом были крайне близкие отношения, наверное, самые… прозрачные для нас обоих внутри семьи. Мы знали друг о друге то, что порой хотелось бы скрыть от родителей, дабы не вызывать волну возмущения и волнения. Ромка тоже… не всегда был готов правильно воспринимать отдельные стороны нашей жизни. Нет, он никогда не осуждал по-настоящему, но в большинстве случаев не упускал возможности пройтись по чужим косякам бульдозером из сарказма и едких шуток. Впрочем, ещё были и такие ситуации, куда даже мне не хотелось лезть. Во-первых, как показывал опыт, ни к чему хорошему это не приводило, потом крайне импульсивному Стасу нужно было дойти до правильного ответа самостоятельно. Но в моменты напряжения его было лучше не трогать, он просто был неспособен воспринимать чужие советы. А во-вторых, ему самому потом было неловко за всё, что он творил.
Чего только стоил их любовный треугольник Вера-Стас-Настя. И пусть чувства сохранились только у одного вектора Вера-Стас, это всё равно не мешало брату чувствовать вину и стыд, хоть он и старательно это скрывал ото всех, возможно, даже и от самого себя. Но я слишком хорошо знал его, чтобы наивно полагать, что Стас смог отпустить эту ситуацию до конца. Ни черта не смог, вот и маялся, теперь ещё и съедаемый муками совести перед новорожденной дочкой. А то что всё происходило на наших глазах… лишь усиливало его самоедство. Вот поэтому лучше было порой отойти в сторону.
Кофе был готов, когда чужая рука легла на моё плечо.
-Поехали?
-Мхм, - кивнул я, протягивая ему свежеприготовленный эспрессо.
До стоянки мы шли в полном молчании, Стас плавал в своих мыслях, вертя в руках бумажный стаканчик, а я просто следовал за ним, неспешно потягивая свой капуччино.
Возле машины Стас интереса ради предложил мне сесть за руль, но я качнул головой. Он всегда так делал, отчего-то упорно веря, что однажды я соглашусь. Водить я умел, но не любил. В семнадцать лет это казалось чем-то прикольным, особенно в компании Сашки и Стаса, но по мере взросления, когда пришлось учиться водить машину самостоятельно, в голову всё чаще шла история моих кровных родителей.
Когда мне исполнилось восемнадцать и Черновы вручили мне документы на родительскую квартиру, я выпросил у Саши ещё одно одолжение - копию дела о смерти родителей. Не знаю зачем, но оказавшись снова в когда-то родных стенах, мне вдруг остро захотелось соприкоснуться с ними. Я ведь даже на похороны тогда не попал, запертый в стенах интерната. Уже гораздо позже, когда Сашки забрали меня к себе, Саня старалась привозить меня несколько раз в год к ним на кладбище. Многим это казалось странным, знаю точно, что бабушка, Сашина мама - Надежда Викторовна, тогда часто попрекала Саню тем, что она лишь бередит мои раны. Но Саня каким-то неведомым образом лучше всех остальных понимала, что нужно мне в этой жизни. А нужно мне было как-то совладать с чувством вины за то, что они умерли, а я вот остался. И в те нечастые визиты я долго мог сидеть возле родительских могил и смотреть в пустоту за горизонт, пока Саня терпеливо ждала в стороне, давая мне возможность вести внутренний диалог с папой и мамой, глотая горькие слёзы. Со временем стало легче, и я научился не только не спрашивать их о том, почему они ушли, но и просто рассказывать о себе, Черновых, буднях, вычленяя из жизни именно то, что, на мой взгляд, могло бы порадовать родителей.