Дар любви. Воспоминания о протоиерее Феодоре - стр. 8
Осмыслить этот факт по-человечески невозможно, здесь просто воля Божия и вразумление каждому из нас – как мы должны быть ответственны за свою человеческую жизнь и всегда быть готовыми предстать пред Богом, прежде всего тогда, когда об этом, может быть, и не думаем.
Свои воспоминания об отце Феодоре я хочу завершить словами Иисуса Христа: Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы.
И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5,14–16). Отец Феодор был поставлен светильником и светил всем. Он освещал всем путь к возможной встрече в Царствии Небесном, и свет этот остается вечной памятью о нем.
Архиепископ Тираспольский и Дубоссарский Савва (Волков)
В октябре 2000 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия я летал в Венецию и в полете пережил событие, память о котором не оставляет меня по сей день. Именно оно и побудило меня внести лепту в воспоминания об отце Феодоре. К сожалению, закончить работу к первому изданию книги «Дар любви» я не успел. Так бы и остались под спудом мои воспоминания, но, узнав, что книгу решили переиздать с дополнениями, предложил их для публикации.
Отсчет времени моего знакомства с братьями Соколовыми начинается со студенческой поры – счастливейших дней, прожитых в лавре преподобного Сергия.
В семинарии у меня было послушание ухаживать за ныне покойным профессором догматики Василием Дмитриевичем Сарычевым (монахом Василием), который был тяжело болен, у него был рак. Жил он при академии в комнатке, а я все время находился при нем. А на день памяти святой княгини Ольги в 1980 году он у меня на руках умер. Но кроме этого, я еще пел в хоре у отца Матфея (Мормыля) вместе с будущим владыкой Сергием, бывшим уже тогда старшим иподиаконом Святейшего Пимена. Кто-то из иподиаконов Патриарха был переведен, и у них образовалась вакансия. Произошло это вскоре после похорон Василия Дмитриевича. Сергий мне и говорит: «А ты не хотел бы к нам? У нас освободилось место первого тенора. Нужно помочь в иподиаконском деле, но там нужно и петь». Как сейчас помню этот день. Было начало осени, мы с ним прогуливались возле Патриарших покоев лавры. Предложение его мне было очень лестно, но и страшно. Сердце забилось! Ответил я ему как-то уклончиво, что-то вроде «вряд ли смогу, я этого делать не умею».
Иподиаконское послушание у какого-нибудь архиерея нравилось далеко не всем, и у каждого из нас, семинаристов, были свои причины для того, чтобы миновать его стороной. Мне, например, вместе с теперешним владыкой Арсением, а в ту пору Юрой Епифановым, довелось побывать в Эстонии на служении с митрополитом Таллиннским Алексием (будущим Святейшим Патриархом), тогда еще я и увидел, как это сложно, трудно. Потому я и избегал этой чести. К тому же довлел надо мной «комплекс провинциала». Если в электричке я попадал с иподиаконами в один вагон, всегда старался сидеть где-нибудь в сторонке от них. Издалека, словно гадкий утенок на стаю лебедей, смотрел я на шумную компанию ребят, весело и живо что-то обсуждавших. Я-то простой деревенский паренек, а они почти все москвичи, образованные, культурные.