Дар - стр. 36
– Когда вы проходили контрольный осмотр в последний раз? – спросила меня секретарша в приемной.
– Честно говоря, еще никогда.
Она посмотрела на меня недоверчиво.
– Со времен моего детства я утратил контроль над своими зубами, – сказал я.
К сожалению, моя шутка не показалась ей забавной, и она отправила меня на рентген. После чего посадила потеть в комнате ожидания перед стопкой нетронутых стоматологических журналов с отталкивающими обложками, выдержанными в розовом цвете желез или слизистой оболочки.
Наконец я был допущен в логово Ребекки Линсбах, которая быстро прямо в дверях протянула мне руку. Ребекка была приблизительно так же очаровательна, как накануне ночью в моих снах, но она сделала вид, что не знает меня, и мне это было очень жаль. Может, она действительно не узнала меня, а может, ей не хватило Мануэля при мне или моих длинных волос на затылке.
– Пожалуйста, не смейтесь надо мной, если я признаюсь, что побаиваюсь вас, – сказал я.
Она улыбнулась. Женщины любят мужчин, которые не изображают из себя неизменно сильную личность, а в этом отношении у меня действительно было что предложить.
Затем она показала мне мои челюсти, уже висевшие на стене в виде постера, и поставила диагноз:
– Господин Плассек, увы, это катастрофа.
Быстро обнаружилось, что большинство зубов годилось только на выброс, а остальным требовались мосты.
– Лишь бы не разводные, – сказал я. Но шутка как-то не пришлась к месту.
– Вверху четвертый слева мы еще можем спасти.
Это было чем-то вроде хорошей новости того вечера, за которую я поблагодарил себя самым сердечным образом.
Я бы с удовольствием добавил еще несколько приватных слов, но Ребекка, к сожалению, форсировала события и быстро привела меня в горизонтальное положение.
– Я предлагаю, давайте мы даже пробовать не будем без анестезии. Если вы все равно будете чувствовать боль, просто поднимите руку.
Я ее и без того уже поднял и на всякий случай так и держал.
Следующий час можно было выдержать только с закрытыми глазами, при этом ужас состоял не столько в том, что́ из меня вынимали и цеплялись ли за это нервы, пережившие наркоз. Гораздо хуже было воображать, что меня ожидает в следующие секунды: какие ужасы и кровопролитная резня. Однажды было по-настоящему больно, и я спонтанно вцепился в запястье Ребекки, это было, пожалуй, самое сильное мое проявление эмоций за последние десять или двадцать лет. Но она сделала вид, будто ничего не было. Судя по всему, для нее это было, к сожалению, рутиной, ее ничто уже не волновало, даже то, что по ее команде «Пожалуйста, прополощите как следует» я выплюнул литра три крови.