Данте Алигьери - стр. 15
Два дня назад Дуранте, возвращаясь из школы, еще с улицы услышал гневный голос отца и внутренне сжался. Тяжелую руку предка его бока знали очень хорошо. Правда, ничего плохого сегодня не происходило. Даже магистр ни разу не замахнулся на него палкой. Но патер в пылу гнева мог припомнить кувшин сладкого миндального молока, выпитый без разрешения на прошлой неделе. А детская находилась под самой крышей, путь туда лежал мимо отцовского кабинета.
Мальчик осторожно переступил порог родного дома и застыл, прислушиваясь к перебранке на втором этаже.
– Сначала умоляете помочь! Валяетесь у меня в ногах, прося денег! Заставляете меня рисковать последним куском хлеба, а потом смеете угрожать адскими муками! – Отец задыхался от гнева. – Вы сами достойны худших из них!
– Я обратился к тебе, как к потомку славного рыцаря, а ты ломишь проценты хуже еврея! – Неизвестный собеседник был разъярен ничуть не меньше. – Где я тебе возьму столько денег? Верну то, что ты мне дал, а лихвой будет эта славная реликвия. Ее кораллы помнят руку святого Франциска!
– На Меркато-Веккьо таких реликвий пруд пруди!
– Ну уж не скажи, – голос незнакомца стал вкрадчивым, – есть многие, которые…
Он перешел на шепот, и Дуранте перестал разбирать слова. Некоторое время слышался лишь глухой бубнеж, дававший некоторую надежду на примирение, но вдруг раздался возмущенный крик отца:
– Так у тебя нет и этого? Сатанинское отродье! Зубы мне пришел заговаривать? Я засажу тебя в тюрьму!
Дверь кабинета распахнулась. Мальчик стремительно юркнул под лестницу, слыша над головой топот и тяжелое дыхание отцовского должника:
– Побойся Бога, Алигьеро. Да и не только его. Сам знаешь, как все любят ростовщиков.
Отцовский голос прозвучал неестественно, будто он декламировал стихи:
– Я всего лишь помог тебе. А ты не выполнил уговора. Так и быть, я засчитаю эту твою дешевку залогом. Но если через неделю не вернешь всего обещанного – лучше тебе не жить.
Поперхнувшись, незнакомец пробормотал ругательство. Потом мрачно произнес:
– Я передумал отдавать тебе эту святыню. Верни ее. И подумай о своих детях. Как бы не остаться им сиротами.
– Да кто ты такой, чтобы угрожать порядочному человеку! – вспылил Алигьери-старший. – Отдавай живо четки и проваливай. И без денег…
Его перебил поток проклятий, потом лестница задрожала от жестокой борьбы, происходящей на ней. На голову Данте посыпались коралловые шарики. Потом по ступеням вниз пронесся рослый черноволосый бородач и, хлопнув дверью, выскочил на улицу.
Наверху отцовские шаги зашаркали, приближаясь. Мальчик съежился в своем убежище. Если патер заметит его, то наверняка накажет за подслушивание, как однажды уже было. Хотя о каком подслушивании можно говорить, если они кричали на весь дом?