Даниэль Деронда - стр. 54
– Не выношу, чтобы кто-то, кроме тебя, находился совсем близко.
Матушка тоже разрыдалась, ибо никогда еще избалованное дитя не проявляло столь откровенного доверия. Так они и сидели – крепко обнявшись, прижавшись друг к другу и обливаясь слезами.
Глава VIII
В доме священника печаль продолжалась значительно дольше. Вернувшись из Оффендина, Рекс в полном безразличии к окружающему миру бросился на кровать и пролежал так до следующего дня, после чего домочадцы всерьез обеспокоились о его здоровье. О поездке в Саутгемптон уже не могло быть и речи: матушка и Анна думали только о том, как вылечить больного, который не хотел выздоравливать, превратившись из подвижного, энергичного, отзывчивого молодого человека в апатичное существо с потухшим взглядом, на все заботы отвечавшее одной-единственной фразой: «Оставьте меня в покое». Отец смотрел на это спокойнее и видел в кризисе кратчайший путь к избавлению от несчастной любви, однако сочувствовал неизбежному страданию и время от времени заходил в комнату сына, несколько минут молча сидел возле постели, а уходя, нежно гладил бледный лоб и тихо говорил: «Да благословит тебя Господь, мой мальчик». Уорхэм и младшие дети боязливо приоткрывали дверь, чтобы увидеть невероятную картину: всегда веселый, полный идей и сил брат лежал без движения, – однако им тут же грозили пальцем и приказывали заняться своими делами. Неизменным верным стражем стала Анна; она держала Рекса за руку, хотя ни разу не ощутила ответного благодарного пожатия, и душа ее разрывалась между мучительным сочувствием брату и осуждением Гвендолин.
«Возможно, это очень дурно с моей стороны, но, кажется, я уже никогда не смогу любить ее, как любила прежде». Эта мысль звучала в сознании бедняжки горьким рефреном. И даже миссис Гаскойн прониклась к племяннице гневными чувствами, которые не смогла сдержать и выразила в разговоре с мужем:
– Конечно, я понимаю, что все к лучшему: мы должны благодарить судьбу за то, что она не разделила чувств нашего бедного мальчика, – и все же, Генри, я считаю ее жестокой, бессердечной кокеткой. Гвендолин должна была оставить Рексу хотя бы искру надежды, чтобы разочарование не захлестнуло его с такой силой. Часть вины ложится и на бедную Фанни: в своей любви к дочери она совершенно слепа.
Мистер Гаскойн ответил категорично:
– Чем меньше мы будем об этом говорить, Нэнси, тем лучше. Мне самому следовало внимательнее наблюдать за сыном. Впрочем, возблагодарим Небеса, если его не постигнет несчастье более серьезное. Надо как можно быстрее забыть об инциденте, особенно в отношениях с Гвендолин. Будем держаться так, словно ничего не произошло.