Дамский мастер - стр. 4

…А еще хорошо бы, может быть, и в самом деле пойти замуж, выкинуть такое коленце, за старого друга, друга молодости, и уехать к нему в Евпаторию. Он всю жизнь меня любил, любит и сейчас, знаю. Теперь уже старенький – на сколько же лет старше меня? На десять? Как это говорится: старый – это тот, кто старше меня на десять лет. Ну что ж? Взять выйти замуж и уехать. Пусть они наконец-то привыкнут сами о себе думать. А работа? Ну, найду что-нибудь полегче. А то и вовсе поживу без работы. Буду в море купаться, в садике цветы посажу, кур заведу… А что? Стирать буду, белье вешать, голубое от синьки, на солнечном каменистом дворе… Руки мыльные, волосы взмокнут, растреплются, отведу их с лица локтем… А тут он подойдет, по плечу погладит: «Устала, родная моя? Отдохни, голубчик». «Нет, я еще ничего». Чепуха, бред.

– Кто желает обслуживаться? – раздался резкий мальчишеский голос.

Я очнулась.

Рядом с очередью стоял паренек, лет восемнадцати, с хохолком на макушке. Весь какой-то не то чтобы просто тощий, а узкий: узкое бледное лицо, тонкие, до острых локтей голые руки, и на бледном диковатом лице горящие темные глаза. Не то олененок, не то волчонок.

– Кто здесь желает обслуживаться? – повторил он. На очередь он глядел презрительно, словно не он их, а они его должны были обслуживать.

– Я хочу…

– И я хочу…

– И я…

– Я первая сказала!

– Нет, я!

Очередь снова загудела.

– Между прочим, обязан предупредить вас, – сказал паренек, – я еще не мастер, а только стажер и вполне могу вас изуродовать.

Женщины примолкли.

– Нет уж, мы лучше здесь, чин чинарем, – вздохнула пожилая.

Я решилась:

– Давайте уродуйте.

Паренек быстро рассмеялся. Было что-то диковатое не только в глазах его, но и в улыбке. Зубы острые, ярко-белые.

– Это вы хорошо сказали: уродуйте. Я, со своей стороны, постараюсь вас не изуродовать. Пройдемте.

Он провел меня не в зал, а в какую-то заднюю каморку. Два мастера, не в белых уже, а в черных халатах, колдовали над двумя женскими головами, откинутыми назад, в помятые жестяные тазы. Один бритвенной кисточкой накладывал краску, другой разглядывал на свет зеленую жидкость в мензурке. Неужто в зеленый тоже красят?

Пахло здесь как-то по-другому, душно и тускло. У двери два узкобрючных подозрительных шкота с косо срезанными бачками вели пониженными голосами странную беседу: «Тридцать „лонды“ плюс пятьдесят фиксажа». Пахло спекуляцией.

– Не стесняйтесь, – сказал паренек, – я вас за той перегородкой обслужу.

Шаткая голубая перегородка покачивалась, словно дышала. На стене в золотой паршивой рамочке висела грамота: «Передовому предприятию».