Дама в инвалидной коляске - стр. 2
Не народ – а тазик с желе. Тряхни, наклони таз – послушной массой поползут в нужную сторону. Поверни эдак – покорно плюхнутся в другую.
Бригадир примирял спорщиков:
– Брось, Вениамин, они шутят. Забавляются, что вспыхиваешь как солома.
– За такие шутки в зубах бывают промежутки.
Бригадира у них сильно уважали. По слухам, у него в шифоньере до сих пор стояла запечатанная «бескозыркой» советская «Пшеничная» за 6 рублей 20 копеек – нечеловеческая, железная воля у мужика! Предлагали: «На аукцион выставь – с руками оторвут».
Веньку водка отвращала. Это раньше философы пьяницы с глазами кроликов кричали Ин вино веритас! Нынче, с кроличьими глазами, шатаются по деревне и выкрикивают совсем другие слова. Венька мат с детства не переваривал, его даже называли «кисельная барышня».
Бабка объясняла так: «Это, Венюша, грязь из людей выходит. Скопится грязь-то, негде помещаться, – вот она, чтобы человек не захлебнулся, через рот и льётся наружу».
***
– О, какие люди и без охраны. Ну-к, сверни, – велел Венька дружку Антохе.
Был вечер – ясный, ласковый, тёплый. Серая Антохина «шестёрка» скакала по полевой дороге: торопились в райцентр слушать Галю. Вообще-то на самодеятельный концерт, там много певуний, но в деревне все говорили: «Слушать Галю». У учётчицы Галины голос был как у Фроси Бурлаковой: когда в клубе выступала – в правлении было слышно. Пела шлягеры и народные песни, но особенно у неё получались романсы.
«Моя любовь не струйка дыма…» Или: «Догорает румяный закат…»
Галя была некрасивая: рубленое лицо, низкий лоб, нос топориком. А пела волшебно, душа у зрителей подхватывалась, устремлялась в небо, распускалась гигантскими невидимыми цветами. Веньке мерещилось: гостиная, рояль, свечи, мундиры и белые платья, за окном метель или белой акации гроздья душистые…
Лица благородные, красивые, в глазах – ум, покой, безмятежность. И тёмная затаённая печаль. Будто знали офицеры и барышни, какая мясорубка, какой фарш их ждёт завтра…
На смотре художественной самодеятельности директор областной филармонии сразу позвал Галю в штат. При одном условии: нужно снять… штаны. Дело в том, что, как у всякой неординарной личности, у Гали был свой бзик, сумасшедшинка: она ненавидела юбки. Но не будешь же петь «Сирень-черёмуху» или «Струйку дыма» в штанах. Галя нехотя надевала сарафан или блестящее платье, но непременно поддёргивала подол так, чтобы торчали брюки – по-другому никак. Ну и осталась блистать в районе.
– С Галькой хочу замутить, – Антоха кивнул на заднее сиденье: там прыгала нарядная коробка шоколадных конфет. – В прошлый раз ромашек нарвал – ничего, приняла.