Далёкие милые были - стр. 6
– К… к… кто с… сказал?! – заикаться стала.
– Федька сухорукий. У дрова пошёл в Клипичиху, стренул щетовода леуздовского – тот и проздравил.
Я спохватилась – на другой день решила с утра пораньше дойти до Леуздова. Вышла по-тёмному. А мороз! Напялила на себя душегрейку дяди Васи овчинную, побитую молью, телогрейку его и заячью шапку, сапоги кирзовые сорокового размера с двумя портянками на мой тридцать шестой. Серёньку пришлось брать с собой – от груди ещё не отнимала. До Леуздова вёрст двадцать с лишком. Дошла быстро – летела, Серёнька спал всю дорогу. В сельсовете возле печки перепеленала его, дала грудь, жду очереди на приём. Народ ходит туда-сюда, двери хлопают. Подходит мужчина с бородой: «Нин, ты? – сам Петраков. – Заходи». Рассказала ему всё, реву. Он трубку закурил, стал успокаивать.
– Не одна ты такая. Будем думать, как вас с детьми на Большую землю переправить – дело непростое. Самолёта у меня нету, придётся пешкодралом. Главное, верить и не вешать носа. Под Москвой вломили фрицу: обдристался против ветра на три метра, не считая мелких брызг. Это только начало. Год будет трудным. После Нового года приходи.
В Новый год проревела подушку насквозь, всё про Петю думала: жив ли? А утром сама себе сказала: «Больше реветь не буду». Опять пошла в Леуздово. Петракова не было, но он позаботился: оставил записку, чтоб покормили и на печке спать уложили. Дня через два сам прибыл, с ним ещё двое с автоматами на трёх санях, гружённых доверху. Поехали на партизанскую базу.
На базе партизанскую одежду стирала, бинты, поварихой кашеварила. И всё в радость было! Еда партизанская простая – картошка да мясо лесное. Замороженного лося двуручной пилой пилили, хребет – топором. Холодец из копыт и голов варили.
Партизаны ходили на задания группами. Другой раз по неделе их не было. Возвращались не все… Раненых не бросали – приносили. В отряде доктор был – лечил, как мог. Человек справедливый, но вспыльчивый – за антисанитарию строго ругал. Советы давал, как выживать, какие лекарства в лесу: мох, смола, иголки ёлок, берёзовый гриб… Меня сам лично остриг наголо машинкой ручной.
В конце января весь отряд ушёл. Петраков сказал:
– Уходим. Дело серьёзное. Ждите.
Тогда в партизанских разговорах чаще всего слышалось: «Вязьма… Вязьма… Вязьма…» На базе остались я с Серёнькой да двое парнишек – Ваня из Красного и Валя с Хонюков. Ребята рассказывали, как их хотели угнать в Германию, как прятались, как попали к Петракову. Обижались на Ивана Наумовича, что не берёт их на задания. Валя показывал мне, как стрелять из автомата. Ваня ходил на охоту – то зайца принесёт, то тетерева. Петраков перед уходом приказал им по очереди нести караульную службу.