Даггер: Инициация - стр. 16
Теперь пришло мое время озадаченно пялиться на надзирателя.
– На мое имя пришло письмо с пометкой «срочно»?
– Да.
– Но… от кого?
– Это известно лишь Господу, ну и отправителю письма, разумеется, – развел руками надзиратель. – Но моя работа – отвести тебя в переговорную комнату. Так что давай, топай.
Я озадачился еще больше. Про регламент срочных писем я слышал, тем не менее, меня все равно удивила поспешность выполнения надзирателем своих обязанностей. Раньше за подобным ни он, ни Носорог, ни кто-либо другой замечены не были.
Мы двинулись в переговорную комнату. Прошли по главному помещению до конца и свернули в узкий коридор, который мы называли «дорогой в прошлое» и который заканчивался стальной дверью. По этому коридору я ходил не чаще одного раза в два месяца, как позволял этот чертов тюремный регламент, и от последнего моего визита прошло едва ли чуть больше трех недель.
Подгоняемый надзирателем, я шел по «дороге в прошлое», и моя тревога с каждым шагом нарастала. В этом мире не так много людей, которым было все еще не наплевать на заключенного Алекса Хоксвелла, посмевшего нарушить приказ командования и за это лишившегося почти всех благ цивилизации. Родители и друзья детства погибли при бомбардировке Лямории. Оставался еще дядька со стороны отца, который покинул родную планету задолго до начала войны, но от него я не получал вестей уже много лет. Да и он всего один раз еще в самом начале моего заключения отправил мне письмо с соболезнованиями и пожеланиями не падать духом. Спасибо, мать твою, больше. Без его напутствий я бы не справился. Впрочем, мне всегда было на него наплевать, как и моему отцу.
В результате, если не кривить душой и быть честным с собой до конца, то в мире оставался только один человек, которому я был небезразличен. И с ним, а вернее с ней, я уже выходил на связь в упомянутые три недели назад.
– Шевелись, заключенный, – толкнул меня в спину концом дубинки Падре. – Иисус всегда говорил, что тот, кто не торопится жить, стремится к самоубийству. А самоубийство – грех.
– Не неси бред, святой отец. Иисус ничего подобного не говорил. Ты это только что придумал, – сказал я.
– Закрой рот, – с затаенной угрозой посоветовал Мафусаил-Калеб.
Мы как раз дошли до двери, и надзиратель коснулся ладонью сенсорной панели справа. Стальная пластина со стальным визгом поднялась.
– У тебя пять минут. – Он снова толкнул меня в спину, я сделал пару шагов вперед, и дверь позади меня закрылась.
Переговорная комната представляла собой квадратное помещение площадью девять квадратных метров. С голых серых стен местами облезла краска. Один из трех светильников, тускло взирающих на несчастных заключенных с потолка, не работал.