Да будем мы прощены - стр. 61

Где-то между половиной третьего и тремя утра я засыпаю за компьютером в середине чата, и женщина, с которой я разговаривал, спрашивает:

«Ты за рулем эсэмэски набираешь?»

«Нет, – печатаю я, – не за рулем уснул, а за столом».

Женщина, с которой я болтаю, – жена полицейского (или называет себя так), с нетерпением ждет мужа домой, – и говорит, что отвлекается от тревожных мыслей о работе супруга, занимаясь в сети виртуальным сексом.

На следующую ночь я снова там же, мне чего-то хочется, и я думаю, что приятно было бы есть китайский суп в компании.

Я заполняю собственный профиль. На компьютере у Джорджа есть его официальная рабочая фотография, снятая несколько лет назад, когда волосы у него были гуще, а сам он тоньше. Загружаю ее как свою.

«Один дома. Уэстчестер. Мужчина ищет подругу для игр, усталая душа просит пищи. Галантный кавалер предлагает удовольствие. БСС».

Не успел я это повесить, как приходит мейл от какой-то женщины:

«Я тебя знаю».

«Сомневаюсь», – отвечаю я.

«Нет, правда».

«Потрепаться я рад, но, уверяю, меня никто не знает».

«Меняемся фотографиями?» – предлагает она.

«О’кей», – пишу я. Это похоже на карточную игру «Рыба». На компьютере нахожу фотографию Джорджа в отпуске, с удилищем в руке. Загружаю.

Она присылает фото своего выбритого паха.

«Похоже, мы в разные игры играем», – пишу я в ответ.

«Джордж!» – пишет она, приводя меня в ужас.

«?» – отвечаю я.

«Я же на тебя работала. И про эту историю слышала».

«Не понимаю, о чем ты», – пишу я, отлично зная, о чем именно она говорит.

«Я – «папочкина дочка». Мы играем, будто мамы нет дома. Ты проверяешь у меня домашнее задание, я его тебе привожу в офис на восемнадцатый этаж, тридцатая комната, «Рокфеллер-плаза». Я делаю все, что ты мне говоришь – всегда папочку слушаюсь. Ты мне говоришь, чтобы я у тебя пососала, на вкус, говоришь, как тесто для пончиков. И ты прав. А потом я наклоняюсь над твоим столом, грудями сметаю с него авторучки, а ты меня имеешь сзади. Дверь офиса открыта – тебе нравится, что кто-нибудь может войти в любую минуту».

«Еще рассказывай», – печатаю я.

«Да ладно, Джордж, все путем. Я уже больше в этой сети не работаю. Ушла и нашла место получше. Моя начальница – лесбиянка».

«Я не Джордж», – пишу я.

«Фотография твоя».

«Я его брат».

«У тебя нет брата, ты единственный ребенок в семье, – пишет она. – Ты всем и каждому так говорил. Единственный сын, свет очей матушки».

«Это неправда».

«Без разницы, – пишет она. – Пока, Джордж, удачи тебе».

В домашнем офисе Джорджа я нахожу небольшой цифровой фотоаппарат, щелкаю себя несколько раз, гружу в сеть и вижу, насколько я плохо выгляжу, – а ведь даже понятия не имел. Ухожу в ванную наверху, кустарно привожу себя в относительный порядок, причесываюсь, бреюсь, подравниваю виски, гелем Джейн для волос укрощаю растительность на груди, которая в последнее время приобрела серо-стальной цвет. Надеваю одну из глаженых рубашек Джорджа и снова фотографируюсь, постепенно раздеваясь – рубашка расстегнута, рубашка снята, на штанах расстегнута пуговица, молния, сняты, остались только трусы. Загружаю фотографии, создаю профиль. «Вы слышали об Одиноком профессоре?»