Да будем мы прощены - стр. 33
На следующий день в больнице мать Джейн падает в обморок рядом с ее постелью, и все тормозится, пока ее не приводят в чувство.
– Вы можете представить, каково это – принимать такое решение о своем ребенке? – говорит она, когда ее вывозят в кресле в коридор.
– Не могу. Потому-то у меня и нет детей. Нет, поправка: могу. Потому-то у меня и нет детей.
Я это сказал вслух, говоря сам с собой, не отдавая себе отчета в том, что меня слышат все.
– Мы думали, у вас не может быть детей, – говорит сестра Джейн.
– Мы даже не пытались, – отвечаю я не вполне искренне.
Все родственники по очереди прощаются с Джейн наедине. Я последний. У нее на лбу след от помады матери – как индуистская точка «кровь-и-земля». Я целую Джейн. Кожа теплая, но никого там нет.
Эшли идет за каталкой по коридору. Пока ждут лифта, она что-то шепчет на ухо матери.
Мы остаемся, хотя оставаться совершенно незачем. Сидим в зале ожидания для родственников отделения интенсивной терапии. Через стекло видно, как уборщица снимает постельное белье, моет пол, готовя палату для следующего пациента.
– Пойдемте в кафетерий, – говорю я.
По коридорам быстро снуют люди. У них в руках кулеры «Иглу» с надписями «Человеческая ткань» или «Орган для пересадки – человеческий глаз». Подбегают, пробегают, убегают. В большом окне кафетерия виден прилетающий вертолет. Он садится на парковку и снова взлетает.
Сердце Джейн уехало.
С одной стороны, время будто остановилось, а с другой стороны, будто только время и существенно, люди ускоряются и ускоряются. Куда мы идем, когда все кончено? Куда уходим? С каждым часом, с каждой изъятой частью она уходит все дальше и дальше. Возврата нет. Все. На самом деле все.
– Хорошо, что она может людям помочь. Она была бы рада, – говорит ее мать.
– Сердце и легкие не пропадут, – говорит отец. – Глаза у нее были хорошие, красивые. Может быть, кому-то пригодятся, и будет у кого-то хорошая жизнь, раз уж у нее накрылась медным тазом.
– Не говори так при детях, – напоминает ее мать.
– Я вообще ничего не говорю. Если кто хочет слышать, что я по этому поводу хотел бы сказать, я ему полные уши насыплю.
– Слушаю, – говорю я.
– Не с тобой разговариваю. Ты чмо, ты не меньше виноват, чем твой брат, сука. Засранцы оба.
И он прав. Непостижимо, как это все так кончается.
Муж сестры должен привезти гроб. Он хочет, чтобы я спросил у Нейта, поедет ли тот с ним помочь организовывать. Я спрашиваю, но мальчик не слышит – у него наушники включены. Я его постукиваю по плечу:
– Хочешь принять участие в организации?
Он смотрит непонимающим взглядом.