Цыпленок Лисы Патрикеевны - стр. 22

– О! – прошептал супруг. – Вот он, сильный, прямо убивающий аргумент.

– Тетя, – засмеялся родственник, – я не дурачок, чтобы поверить в свое превращение в собаку. Паштет очень мне понравился, а твоя запеканка несъедобна.

– Не сработал убивающий аргумент, – хихикнула я.

– Моя запеканка несъедобна? – расстроенно переспросила Рина. – Но все ее хвалят!

– Нельзя быть такой наивной, – укорил Ирину Леонидовну обжора. – Кто это «все»? Назови имена.

– Ваня, Танюша, Надя, – начала перечислять моя свекровь, – еще подруги…

– Ясно, – перебил женщину толстяк. – Все, кого ты упомянула, – члены семьи и близкие к ней люди. Они врут тебе, стесняются сказать: «Ну и дрянь ты сготовила». А я честный человек, никогда не лукавлю! Вот, слушай цитату из великой книги. Автор – Саид Иванович Батерфляй-Розенкранц.

Я удивилась. Батерфляй? Ранее толстяк упоминал только фамилию Розенкранц.

– «Ешь все, на что упадет глаз твой, – загундосил Попов. – Нет вредной еды, есть гадкие языки и черная зависть. Любая диета – смерть. Тело само знает, что и сколько ему надо». Вот так говорил великий ворон Гу-Ку!

Я снова удивилась. Ворон Гу-Ку? А куда подевался Великий дракон, имя которого выветрилось из моей памяти?

Рина ничего не ответила, а меня с запозданием охватило негодование. Честный человек? Да Никита просто хам, который сейчас обидел Ирину Леонидовну. И кто ему разрешил выступать от лица всех? Я с большим аппетитом ем запеканку! Хорошо, что Иван Никифорович уже успел уйти в спальню и не слышал разговор. В противном случае Никита мог оказаться на улице прямо в том, в чем есть – в старом тренировочном костюме и тапках.

Иван Никифорович безукоризненно владеет собой, он даже бровью не поведет, если кто-то нахамит ему лично. Но однажды некая тетенька решила вылить ушат помоев на меня. Иван Никифорович, сохраняя спокойно-вежливое выражение лица, вмиг вытолкнул бабу из своего кабинета и велел помощнику:

– Выгони ее вон и вели ресепшену никогда больше данную особу сюда не впускать.

Секретарь убежал, но вскоре вернулся.

– Она забыла сумку.

Мой супруг молча взял ридикюль, вышвырнул его в окно и не дрогнувшим голосом произнес:

– Скажи ей, что ее кошелка уже на улице.

Из столовой вышла Надя.

– Слышала?

Я кивнула.

– Дерьмюк, – коротко охарактеризовала гостя Бровкина. – И подлюк.

Надежда – мастер изобретать новые слова, но вдохновение нападает на нее исключительно в моменты нервного возбуждения.

– Согласна, – снова кивнула я, – дерьмюк и подлюк.

У Бровкиной засверкали глаза.

– Отомщу ему!

– Накапаешь в еду обжоре слабительное? – предположила я.