Цветок Забвения - стр. 6

- Я не спрашивал. Но такие же знаки он носит на своих ладонях.

- Носит?

- Шрамы. Калеки берегут свои боевые шрамы, это их дар богу. Они психи, повёрнутые на боли. Но Датэ выделяется даже среди своих. В бою его задеть невозможно, поэтому он режет себя сам и превращает шрамы в узоры, словно хочет…

Он осекся.

- Что? – спросила она.

- Не знаю… Словно хочет обезобразить себя. Он поставил себе шрамы даже на веки и рот.

- Разве шрамы не главное украшение мужчины?

- Ага. Даже ты согласилась бы, что он перестарался с этим.

Она рассмеялась, а я подумала, что при всей своей нелепости в этом есть что-то логичное. Ведь только раны – достойное таких монстров «украшение».

- А на тебе шрамов почти нет, - заметила женщина. – Не подумай, ты мне и таким очень нравишься.

- Старцы – лучшие телохранители. Любая царапина компрометирует нас.

- Значит ты хороший боец?

- Более-менее.

- Или ты вовсе не боец, а обычный мародёр, как и говорили солдаты внизу. Я не расстроюсь, если признаешься.

- Признаюсь? – Теперь уже он рассмеялся. Необычным, хриплым, низким смехом без намёка на веселье. Таким… мужским. - Я никому и никогда не исповедовался так, как тебе здесь. Мне больше не в чем признаваться.

- Разве? Ты до сих пор отказываешься показывать, что у тебя в ящике.

- Да, ведь как ты и сказала, это мой козырь. Я использую его только в крайнем случае.

- Но печати на ящике срезаны. Значит, ты его уже открывал сегодня.

- По требованию пограничной охраны, которая приняла меня за мародёра.

- Неудивительно. Ведь то, что они увидели там...

- Было последним, что они увидели в своей жизни, - закончил за неё мужчина тоном, который не оставлял сомнений – это правда. Пусть его и принимали за вора и убийцу, на самом деле он был намного хуже.

Но, несмотря на его слова и творящееся здесь безумие, женщина капризно выдала:

- Сплошное разочарование.

- Лучше и не скажешь.

- Знаешь, я ведь пошла с тобой лишь потому, что рассчитывала увидеть твой третий меч.

- Иди сюда, я тебя с ним как следует познакомлю.

Высокий, озорной смех перешёл в стон блаженства. Что бы он там ей ни показал, это отличалось от «сплошного разочарования», запертого в ящике. Она что-то счастливо зашептала, а я подумала, что не могла бы так радоваться, даже выбравшись отсюда. Хотя, проклятье, сколько времени я провела в тюрьме, которая была скроена по мне, будто одежда, прилегая, не допуская ни лишнего движения, ни вздоха? И открывали её не за тем, чтобы позволить мне хотя бы каплю свободы, а чтобы показывать худшим из людей. Демонстрировать мужчинам.

- Пожалуйста… пожалуйста, скажи… что ты обычный мародёр, - пролепетала она сбивчиво.